– Хэллоуз сделает все, чтобы помешать встрече с отцом. Он мечтает продать портрет, оплатить все долги да еще и выручить солидную сумму. Стоит нам показаться на пороге, он сразу заподозрит тайный умысел и придет в бешенство. Может разыграться отвратительная сцена.
– Знаю.
– В таком случае ничто не мешает нам поехать к барону уже завтра. – То, как естественно и просто Бенджамин произнес слово «нам», позволяло верить в лучшее. Теперь, когда один важный вопрос разрешился, Дафна набралась мужества и перешла ко второму, куда более запутанному и сложному.
– Хотелось бы поговорить о прошлой ночи.
Бенджамин озабоченно нахмурился.
– Конечно.
– Я… – Она нерешительно умолкла. Что если те слова, которые убедительно звучали в сознании, на поверку окажутся слабыми, отчаянными или, что еще хуже, банальными? Глубоко вздохнув, Дафна начала заново. – Прошлая ночь стала для меня особенной. Ты стал особенным. Так вот, я думала-думала и пришла к выводу… я считаю, что мы должны быть вместе. – Руки предательски дрожали, и Бенджамин крепко сжал их своими сильными, спокойными ладонями.
– Мы и так вместе. Я же обещал тебе помочь вернуть портрет. На мое слово можно положиться.
Дафна прищурилась, почти не сомневаясь, что он специально делает вид, что не понимает главного.
– Я говорю не о портрете, а о нас с тобой. Мы неплохо друг другу подходим, во всяком случае, если судить по тому, что произошло.
Красивое лицо озарилось греховной улыбкой.
– Это уж точно.
– Приятно узнать, что по этому вопросу наши мнения совпадают.
О Господи, разговор оказался в десять раз унизительнее, чем она предполагала. Бенджамин явно намеревался выслушать всю заготовленную речь – с начала и до конца.
– Поскольку мы так удачно совпадаем не только в физическом смысле, но и в других отношениях, предлагаю перевести наши отношения на следующий логический уровень.
Лорд Фоксберн глубоко вздохнул и озадаченно потер подбородок.
– Итак, ты предлагаешь мне сделать тебе предложение?
Что ж, прямее не скажешь.
– Да.
Синева глаз поблекла, а взгляд скользнул куда-то вдаль и замер в пространстве.
Каждая секунда молчания убеждала надежнее любого ответа. Сердце заныло.
– Дафна, то, что я сказал ночью, чистая правда. Я действительно испытываю к тебе чувства, о существовании которых прежде не подозревал. Но, извини, жениться не могу.
Она предполагала услышать нечто подобное, однако не была готова к той боли, которую принес прямой, безоговорочный отказ. Каждое слово вонзилось в сердце осколком стекла. Горло сжалось.
– Почему?
– Посмотри на меня. – Гнев в голосе жестоко ранил. Бенджамин встал, поднял трость и с яростной силой стукнул по каменной скамье, одним ударом превратив трость в мелкие, некрасивые обломки. Дафна на миг зажмурилась. – С какой стати тебе захотелось связаться с таким горемыкой?
Она тоже встала – близко, лицом к лицу.
– Очень хороший вопрос, но в эту секунду однозначный ответ в голову не приходит. Может быть, объяснишь, почему нам не следует быть вместе?
– Отлично. Если хочешь, объясню, – очень тихо, почти шепотом, произнес Бенджамин и замолчал на целую дюжину гулких, тяжелых ударов сердца. – Ты потрясающе молода и ослепительно красива. У тебя впереди вся жизнь, а я не настолько хорош…
– Хватит. – От неожиданности Бенджамин умолк и застыл с открытым ртом.
– Не пытайся объяснить, что для меня хорошо, а что плохо. Я сама знаю, чего хочу. И кого хочу.
– Тебе только кажется, что знаешь. А на самом деле понятия не имеешь, какие чувства будешь испытывать через шесть месяцев или шесть лет. Вот это, – он ткнул пальцем в свою ногу, как будто до сих пор Дафна не догадывалась, о чем речь, – превращает меня в старика очень быстро и, боюсь, непоправимо. И этот груз я должен нести на собственных плечах.
На глаза навернулись жгучие слезы, очень горячие по сравнению с шлепающими по лицу прохладными каплями дождя.
– Но почему, почему ты считаешь, что обречен страдать в одиночестве? Разве ты не доверяешь мне?
– Дело не в этом.
– Так в чем же?
Несколько секунд Бенджамин стоял неподвижно и молчал, как будто не собирался отвечать.
– Дело в том, – наконец едва слышно заговорил он, – что если ты станешь моей женой, то через некоторое время устанешь и от меня, и от моей… неполноценности.
Дафна открыла рот, чтобы уточнить, о чем вообще он говорит, однако граф властно поднял руку.
– Через пару лет я начну тебя раздражать. Еще года через три не останется ничего, кроме презрения. Если существует на свете что-то совершенно невыносимое, то только твоя жалость. Не хочу, чтобы ты меня жалела, и боюсь, что когда-нибудь сочувствие сменится презрением.
Признание одновременно и обидело, и рассердило.
– Напрасно ты так плохо обо мне думаешь. Я вовсе не наивная простушка и не слезливая дебютантка, готовая при первой же возможности упасть в обморок. Мне известно, каково это – проснуться от голода и не найти дома куска хлеба. – Дафна вздохнула. – Наверное, глядя на меня, этого не скажешь, но мне довелось вплотную столкнуться с несчастьями. А потому я никогда не брошу того, кого лю… – она умолкла. – Того, кто мне дорог.
Бенджамин покачал головой, как будто хотел стряхнуть все доводы, которые только что услышал.
– Подумай спокойно, без обиды на жизнь, – продолжала уговаривать Дафна. – Во что ты хочешь превратить свое будущее? Ведь это твой выбор. Можешь обречь себя на несчастье и одиночество, а можешь выбрать… жизнь рядом со мной.
– Чем заботиться обо мне, лучше представь собственное будущее, – возразил Бенджамин. – Сравни: счастливая, полная жизнь с человеком, готовым кружить тебя на всех балах, потакать каждому капризу, а со временем одарить выводком детей… или я.
– Что ж, если взвешивать счастье на аптекарских весах, то выбор очевиден.
На серьезном лице отразилось замешательство.
– Вот именно.
Дафна взяла книгу, показывая, что вопрос решен. Да, ей действительно все стало ясно. Придется каким-то образом доказать ему, что любовь способна преодолеть любые препятствия. Но как же это сделать?
– Когда завтра выезжаем?
Лорд Фоксберн удивленно взглянул на нее.
– Что?
– К лорду Чарлтону, – с преувеличенно спокойным терпением пояснила Дафна. – Если помнишь, мы собирались его навестить. Что если встретиться в холле в два часа?
