— Ты напрасно думаешь, что лишь твой парень может сделать тебя счастливой, — нежно прошептал Фернандо, лаская ее груди сквозь бархат платья, не спеша обнажать тело девушки, — тебе стоит лишь один раз позволить мне приласкать себя, и ты разуверишься в нем.
— Какое тщеславие!
Снисходительно улыбаясь, мужчина покачал головой.
— Я знаю, о чем говорю. Быть может, ты спасла меня в Стамбуле именно потому, что я — твоя судьба? Не задумывалась об этом?
— С судьбой не поспоришь, — кивнула головой Лали. — Тогда к чему спешить? Позволь мне хотя бы привыкнуть к тебе.
— Я и не тороплю тебя. Не люблю поспешности в любовной игре.
— Разве ты не боишься, что Джаноцци опередит тебя?
— Не успеет. Миккеле обречен, — глаза Аньеса на мгновение стали жестокими. — Опий и гашиш делают свое черное дело. Капитан Джаноцци становится безумцем, и команда скоро перестанет ему подчиняться.
— И что тогда будет?
— Выберут нового капитана.
— Тебя?
— Не обязательно. Я говорю тебе это, чтобы ты знала: Миккеле непредсказуем. Когда он увидел тебя, то пришел в неистовство. Он метался по комнате, разговаривая сам с собой. Он не знал, как поступить с тобой: немедленно изнасиловать или сохранить тебя для выгодной продажи. Но больше всего ему хотелось избить тебя. Я с трудом отговорил его, убедив не портить качество дорогого товара.
— Благодарю за заботу. Но лучше бы ты помог мне вернуться домой. Фернандо, мой отец очень богат. Он заплатит тебе огромный выкуп, если ты вернешь меня ему. Обещаю, что не выдам тебя.
Каталонец откинулся на кровать и закинул руки за голову.
— Наш разговор закончен.
— Закончен? Но…
— Довольно, — Фернандо закрыл глаза. — Я немного посплю. Сбежать отсюда не надейся.
Лали обреченно вытянулась у стены, стараясь держаться подальше от Аньеса. Разглядывая его точеный профиль, она пыталась понять этого странного человека, и неожиданно ей показалось, что каталонец не спит, а размышляет, не зная, как поступить.
В сотый раз за день Антонио раздумывал над происшедшим. Что-то неуловимое заставляло его считать, что он допустил непростительную оплошность. Что-то беспокоило его и заставляло мучительно искать причину своих сомнений. Пока, наконец, не понял свою ошибку. Натянув поводья, он хлопнул себя по лбу и велел своим людям остановиться.
Людовико с недовольным видом повернул своего коня и подъехал к Антонио, осыпающего себя проклятиями.
— Ответь мне на один вопрос: зачем Лали покинула дворец в первый раз, когда ее похитили?
— Понятия не имею. Даже она не помнит этого. Честно говоря, я до сих пор считаю, что ее выкрали из спальни.
— Могу тебя обрадовать. Я знаю, кто ее враг. В Венеции нам делать нечего.
— Почему ты так решил?
— Объясню по дороге. А пока что поворачиваем коней в сторону Генуи.
— Завтра к вечеру отправляемся в путь, — объявил Джаноцци с порога. Закрыв дверь, он сбросил плащ на постель и с недовольным видом похлопал по тощему матрасу. — Жестковато для ночи любви…
Лали в отчаянии смотрела на Фернандо, стоящего возле окна. Если каталонец не захочет помочь ей, возврата для нее уже не будет.
— Аньес, в трактире внизу можно неплохо перекусить, — усевшись на кровать, Миккеле впился взглядом в Лали, испуганно прижавшуюся к стене.
— Пойду взгляну, что там есть, — Фернандо взял свою шляпу и красивым жестом набросил на плечи плащ. — Вам что-нибудь принести, сеньорита?
— Я не знаю, что готовят здесь… — Лали судорожно вздохнула. — Лучше я сама выберу себе еду. Капитан, я могу спуститься в трактир с твоим цепным псом?
— Вижу, Фернандо, ты не заслужил ее симпатии! — издал довольный смешок Миккеле. — Что же касается трактира… Прости, моя девочка, тебе придется потерпеть. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел твою смазливую мордашку. А вот позже, когда мы пустимся в плавание и достигнем берегов Стамбула, или Магриба, или Александрии, ты сможешь попробовать самые лучшие кушанья, которые не умеют, готовить в Европе.
Бросив на Лали загадочный взгляд, Фернандо исчез за дверью.
Капитан не поленился встать, чтобы защелкнуть замок. Затем вновь развалился на кровати и прищурил глаза, рассматривая Лали.
— Ты — славная красавица. За тебя можно получить целое состояние в Магрибе.
— Разумеется. Девственницы стоят намного дороже, нежели порченый товар.
— Ничего. Пусть я останусь в проигрыше, зато неплохо развлекусь с тобой. Иди сюда… — он похлопал по одеялу.
— Извини, но я устала, к тому же после похищения не могла даже умыться.
— Это, конечно, досадно. Что делать — в этой треклятой Европе нельзя мыться так часто, как хочется, — поморщившись, капитан устало потянулся. — А теперь иди сюда. Не заставляй меня вставать.
Чувствуя себя прескверно, Карриоццо наклонился над лежащим без движения Филиппе Повязка, скрывавшая рану на голове, была красной от крови.
— Прости меня, — пробормотал юноша, — я пытался…
Забыв о всех обидах, Антонио сжал руку младшего брата.
— Ты жив и это главное.
— Ты должен добраться до нее раньше, чем он, — тихо проговорил Филиппе.
— Кто он? — потребовал ответа нетерпеливый Людовико.
— Дель Уциано. Он напал на меня.
Антонио взглянул на Людовико и повторил слова Никколо, твердо зная, что скрывается за ними: «Упрямый характер вечно заставляет ее поступать неразумно. Сначала ей вздумалось полюбоваться звездным дождем, а теперь — мчаться на свидание к реке».
— Откуда ему было знать, при каких обстоятельствах Лали исчезла из Бельфлера в первый раз? И насчет реки? Этот мерзавец сбил нас со следа, убедив, что похититель увезет Лали в Венецию. Ты и теперь не веришь в предательство своего кузена, Бельфлер? — мрачный Антонио отвернулся от Людовико и обратился к брату: — Почему Уциано так с тобой поступил?
— Ты… ты теряешь время, — стуча зубами, пробормотал Филиппо.
Он поднял дрожащую руку и дотронулся до раны. Девушка, на коленях которой лежала голова младшего Карриоццо, обеспокоено убрала его ладонь и умоляюще посмотрела на мужчин:
— Ему очень плохо. Синьоры, нужно поскорее привезти этого рыцаря к лекарю.
Но Филиппо собрался с силами и, запинаясь, горячо зашептал:
— Я хотел переговорить с ним. Я виноват, что доверился ему. Ты зря обидел Доминику. Ты же знаешь, что я никогда не интересовался делами феода. После смерти нашего отца дель Уциано предложил нам помощь в управлении землями, а Доминика заботилась о нашей матери, которая тяжело переживала утрату своего супруга. Когда матушка почувствовала себя лучше, Доминика решила взглянуть на книги, где велись записи, и после этого взяла управление в свои руки. Она лишь вчера мне призналась: Доротея накричала на нее за то, что Доминика радовалась моим победам на турнире, и принялась упрекать дочь в том, что та не ценит заботу о ней, и рассказала по глупости, что Никколо получил два первых письма из Стамбула и сжег, чтобы ты не вернулся, а Карриоццо вместе с серебряными рудниками Майано достались Доминике и — следовательно — ее отцу. Я решил объясниться с негодяем и увязался за ним. Мы встретили двух всадников, они приблизились к Уциано и стали о чем-то ему докладывать. Я услышал: «Она в надежных руках. Капитан Джаноцци ее не отпустит».
