— Только не уподобляйся Лизетт и не притворяйся, будто приличия для тебя ничего не значат. Брак важен для общества, это не пустой звук, — сказала она.
— Разумеется, он важен, — ответил Лео.
— Аморальный, бесстыдный, беззаконный и... такой прекрасный, — произнесла Элинор.
— Задело, принцесса, — сказал он, сажая ее на постели.
Только тут она обратила внимание, во что он одет. Это был черный бархатный халат, расшитый жемчужными арабесками.
— Мне не нравится твой халат, — сказала Элинор.
— Я покупал его не для тебя, дорогая.
Она попробовала раздвинуть полы и, мгновенно лишившись остатков сна, уткнулась лицом в его живот, вдыхая его запах. Это была волнующая смесь афродизиаков, неприличной свободы и крахмального белья.
Это был сладкий запах греха.
— Мне не нравится твой халат, — повторила Элинор.
— Я пришел сюда не за советом модистки, — ответил он.
Элинор исследовала языком каждый уголок его мускулистого тела, Лео блаженно вздрагивал и учащенно дышал.
— Что это за шрам? — спросила она, наткнувшись на неровную белую полосу на его правом боку. — Это твоя последняя дуэль?
— Он великоват, не так ли? — спросил он.
— В каком смысле?
— Рана едва не стала смертельной.
Она прижалась губами к этой отметине.
— Я рада, что все обошлось.
— Я тоже доволен, что дожил до этого вот момента, — усмехнулся Лео, укладывая ее на спину.
— Нет, — ответила она, распрямляясь. — Я еще не закончила исследовать тебя.
— Но я уже готов, — сказал он.
— Нет еще, — усмехнулась она.
— Попрактиковалась, и хватит, — сказал он, схватив ее запястья.
— Нет, — не уступала она. — Завтра, это может уже не повториться, Лео! Тебе и самому это известно.
Он тряхнул головой, словно прогоняя туман.
— О чем ты?
— Моя мать, Энн и я можем в любую минуту отправиться в Лондон.
Он еще крепче сжал ее запястья.
— Ты не поедешь.
Она подождала, надеясь услышать что-то еще, надеясь на определенность. Но он молчал.
— Мне придется уехать, — сказала она.
Саднящая пустота наполнила ее. Она должна быть готова к тому, что рано или поздно им придется расстаться.
Он задумчиво приподнял бровь, силясь своим простым мужским умом постичь ее утонченную женскую сущность. И пока он размышлял, ее губы завладели его жезлом. Каждый его сладострастный стон вызывал ответную волну желания в ее лоне.
Он схватил ее лицо в ладони и, притянув к своему лицу, запечатлел на ее губах страстный поцелуй, затем положил Элинор на себя, достал из кармана «французское письмо» и надел его.
— Я поняла, почему ты носишь такую изысканную одежду, украшенную вышивками и драгоценностями, — неожиданно заявила она. — Хочешь отвлечь внимание от своих бессовестных глаз.
— Что?! — удивился он.
— Ты прячешь свои откровенные взгляды за павлиньей одеждой с золотыми нитями.
— Наверное, ты кажешься себе чрезвычайно мудрой, — заметил он.
— Я очень умная, — сказала она, — иначе мне бы никогда не додуматься до этого.
Непонятно, что особенного было в ее словах, но он вдруг взлетел на вершину блаженства. Глаза его потемнели от страсти.
— Я понял, ты для меня весьма опасна, — произнес он.
— Что?! — воскликнула Элинор.
— Ты видишь насквозь, — сказал он, опрокидывая ее навзничь и покусывая ее губы. — Твоя проницательность весьма опасна, Элинор. Леди Элинор!
Она никогда не думала о себе в таком аспекте и считала себя опасной только из-за своих необузданных желаний. Гидеон опасался ее страсти, она до сих пор не забыла об этом.
— Моя Элинор! — прошептал он, подминая ее под себя.
Она хотела бы принадлежать ему всегда, с такой страстью он твердил ее имя...
Ноул-Хаус, загородная резиденция герцога Гилнера
21 июня 1784 года
Утром Лизетт полностью утратила интерес к поискам сокровищ. Ворох бумаг куда-то исчез. За завтраком она сообщила, что организация сиротского праздника поручается дворецкому. Он отвечает за поиски в саду и окрестностях, за буфет для гостей, в общем, за все.
— Я возлагаю все хлопоты на него, — сказала Лизетт, махнув рукой в сторону дворецкого. — А сама проведу день в детской с Люсиндой и Филлиндой.
— Это не их имена, — заметил Вильерс. — Так их записала миссис Минчем.
— Но должна же я как-то их называть! — вполне резонно заметила Лизетт. — Они пока знают только эти имена.
— Вильерс, вам пора проявить волю и принять свое отцовское решение, — вмешалась Энн. — Надо дать им новые имена.
Вильерс поднялся и ушел, даже не попрощавшись.
— Ненавижу эту его манеру, — сказала Лизетт.
Элинор ненавидела боль, которую увидела в глазах Вильерса.
— Пожалуй, я не выйду за него, — сказала Лизетт. — Маргерит вернется сегодня после полудня. Полагаю, она тоже не придет в восторг от моего выбора.
— Надо спросить твоего отца, — напомнила ей Элинор.
Лизетт пожала плечами:
— Он тоже не будет в восторге.
— Неужели они не хотят, чтобы ты вышла замуж? — спросила Элинор.
— Нет, — ответила она, брезгливо отодвинув картофель на край своей тарелки. — Они этого не жаждут.
— Это из-за того, что случилось... — Элинор запнулась и договорила: — несколько лет назад?
Мать тогда перестала ездить в это поместье, и в свете стали, открыто поговаривать о том, что Лизетт сумасшедшая.
— Я не могу иметь детей, — уклончиво ответила Лизетт.
— О, прошу извинить меня, — сказала Элинор.
— У Леопольда уже есть дети, так что ему все равно, — сказала Лизетт. — Если бы только не этот Тобиас, мне он совсем не нравится. Он такой грубый. Я попытаюсь превратить этих двух девочек в леди, но из Тобиаса никогда не получится джентльмен.
— У него на все есть свое мнение, а это как раз признак благородной породы, — заметила Элинор.
— Я могу выйти за Леопольда, — сказала Лизетт, — но мне придется уговорить его отдать мальчика в подмастерья. Это будет вполне разумно. Остаются еще три девочки, даже четыре — более чем достаточно для одной семьи, учитывая штат прислуги, который понадобится для них.
— Вряд ли Вильерс пойдет на такую сделку, — заметила Элинор.
Лизетт вдруг истерически рассмеялась:
— Стоит ли тебе и дальше так жеманничать?
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду твое обращение к нему, ты всегда произносишь Вильерс!
— Ну и что?
— Это притворство!
— Я готова называть его, как вам будет угодно. Итак, Лео?
— Нет, Вильерс. Но заруби на своем благородном носу, я не слепая, вижу, как он на тебя поглядывает!
