Родерик повторил, и на этот раз метод начал укладываться в голове Джеймса.
— Два человека посылают друг другу послание… — задумчиво произнес он. — Значит ли это, что Мадлен адресовала зашифрованное послание кому-то, кто должен знать, как расшифровать его?
— Похоже, что так.
— Звучит просто, слишком просто.
— Ах, в этом и прелесть!
Родерик отщипнул виноградину в блюде с фруктами, стоявшем в центре стола, закинул ее в рот и продолжил:
— Код Сковелла так и не смогли взломать, знаешь ли, и это дало британцам огромное преимущество.
— О каком жанре книги мы говорим?
— Это может быть все что угодно: роман, словарь и даже стихотворение. Но обе стороны должны использовать один и тот же текст.
Джеймс был поражен.
— Откуда ты столько знаешь о шифрах?
Родерик пожал плечами.
— Математика — вот в чем я силен. Шифр — это чистая математика. Мне нравится играть с числами.
Джеймс откинулся на спинку стула. Он думал о том, что чем больше узнавал своего брата, тем больше понимал, как мало он его знал.
Родерик несколько секунд наблюдал за ним, прежде чем прервал его размышления.
— А еще я силен в картах, хотя знаю, что ты в это вряд ли поверишь. Да, я водил тебя за нос, но это потому что ты всегда ожидал от меня худшего, как мне казалось, и я не мог удержаться, чтобы не подыграть тебе.
Мысли Джеймса молниеносно сменяли одна другую.
— А как же твои карточные долги?
— Их не было. — Родерик прокашлялся. — Все выигранные деньги — а их было немного — шли маме и Гарриет. Периодически я оплачивал папины долги. К сожалению, он не силен в числах.
Юноша поднес чашку к губам и взглянул на Джеймса поверх нее.
«У него вид школьника, — подумал Джеймс, — который уличен директором в каком-то ужасном проступке».
Директор! Именно так воспринимал его младший брат! Как до этого дошло? И почему Родерик не обратился к нему, Джеймсу, чтобы он заплатил долги отца?
Он погрузился в свои мысли, поэтому Родерик вновь кашлянул.
— Джеймс?
— Что?
— Ты знаешь, какой текст использовала мама Фэйт?
— Нет, но, возможно, Фэйт знает. — Джеймс отодвинул назад свой стул. — Пойду спрошу ее.
— Не получится. Они все уехали: Фэйт, тетя Мария, Гарриет и моя мама.
— Что? — Чашка Джеймса задребезжала, когда он поставил ее на блюдце.
Родерик нахмурился.
— Я думал, ты знаешь, иначе я сразу бы тебе сказал. Все было решено еще несколько дней назад. Они обедают у Верри на Реджент-стрит, а потом собираются в Берлингтон-Хаус на выставку акварелей. Думаю, что после этого они пойдут за покупками на Берлингтон-Аркейд.
Джеймс посмотрел на часы. Было уже далеко за полдень. Он проспал, но ему и в голову не приходило, что следовало поторопиться. Он воспринимал само собой разумеющимся, что Фэйт никуда не пойдет, не обсудив это с ним.
Родерик буквально съежился от беспокойства:
— Ты думаешь, те мужланы, которых мы побили, попытаются напасть на нее?
— Не знаю.
— Но зачем им это? Им нужен дневник, а он вряд ли оказался бы при ней. Если они и предпримут что-то, то придут сюда.
— Возможно, ты прав. — Джеймс оперся руками на стол и с трудом поднялся. — Все равно, мне было бы спокойнее, если бы я находился рядом с ними в случае чего.
— Ради бога! — Родерик тоже встал. — Ты не в том состоянии, чтобы выходить на улицу. Я пойду. А ты лучше предупреди слуг, пусть тщательнее охраняют дом.
Он направился к двери.
— Родди! — позвал Джеймс.
— Что?
— Спасибо. За все.
— Не за что.
Это был обычный ответ, светский жест, который ничего не значил. На этот раз, однако, скромная улыбка и беззаботное выражение лица Родерика еще больше тяготили совесть Джеймса. Почему он никогда не предпринимал попытки лучше узнать своего брата?
После ухода Родерика подали кашу, но Джеймс даже не взялся за ложку. Он думал о Фэйт, спрашивал себя, должен ли был поехать за ней, но, поразмыслив, решил, что все преувеличивает. Прошло три дня с тех пор, как он забрал дневник у этой девчонки Уинслет. Убийца должен понимать, что Фэйт ничего не знает, иначе он был бы уже в тюрьме. Родерик прав. Убийце нужен только дневник.
Он опустил ложку в тарелку, и ему показалось, что каша похожа на жидкий цемент. В желудке была тяжесть. Отодвинув тарелку в сторону, он встал и пошел искать Бутчера, чтобы предупредить его о грабителях, которые могут быть поблизости, и велеть ему принять необходимые меры предосторожности.
Джеймс направился в комнату Фэйт, чтобы взять дневник и другие вещи. Потом он пошел к себе и разложил все на столе перед окном.
Вещей было немного. Бумаги ее отца, перевязанные лентой, он отложил в сторону. Остались только дневник, ответы на объявления Фэйт, фотография ее матери и групповой снимок, сделанный во дворе Гранд-отеля. Джеймс рассматривал это все уже много раз. Ничто, казалось, не могло направить его мысли в нужном направлении.
Он понял это, продолжая ходить по комнате: так было легче справляться с болью в суставах и конечностях. Когда же он садился, все его тело словно деревенело. Поэтому он сделал несколько кругов по комнате и остановился перед зеркалом в раме. На него смотрело его собственное лицо, и вид был не из приятных. Глаз уже был не таким припухшим, а синяк из фиолетового превратился в желтый. Джеймс открыл рот. По крайней мере, зубы остались целы.
— Ну, бабушка, — сказал он, — что мне теперь делать? — Ответа не последовало, хотя он и не ожидал его. — Не нужно называть мне имя. Поможет и лицо.
Но в зеркале было только его израненное лицо. Он вернулся к столу, и первым, что попалось ему на глаза, была фотография матери Фэйт. Джеймс поднес ее ближе к свету.
Уже не в первый раз он подумал, что сходство между Фэйт и ее матерью было поразительным. И тем не менее, он с первого взгляда мог определить, кто был кто. Он встречал копии Мадлен Мэйнард в залах заседаний коммерческих и финансовых учреждений, но это все были мужчины, желавшие преуспеть. Он сам был одним из них. Такая же решимость была во взгляде Мадлен. Он не был против амбициозных женщин. Ученицы Сент-Уинифред тому пример. Они — новая эра. Алекс бы зааплодировал. Со временем и он привыкнет к этому, но с чем он никогда не сможет смириться, так это с эгоизмом Мадлен, без оглядки бросившей свою дочь.
Он подумал о Доре Уинслет и почувствовал к ней сострадание. Вечно одна паршивая овца портила все стадо. С другой стороны, если она научится на своих ошибках, то вполне сможет стать первой женщиной — членом Парламента.
Дневник Мадлен лежал на расстоянии вытянутой руки и манил к себе, но Джеймс был не в силах расшифровать его, и не потому, что не понял суть шифра Сковелла, а потому, что у него не было текста, с помощью которого это можно сделать.
