Глостер был очень задумчив после того, как Мортимер и его спутники покинули Вустер. Он объяснил Альфреду, что, кого бы Лестер ни назначил надзирать за поместьями мятежных валлийских лордов — скорее всего одного из своих сыновей, — у него не будет особых причин охранять собственность слишком бережно. Это значит, что земли Глостера будут опустошены вместе с остальными, Хотя Альфред уже знал это, тем не менее он сочувственно вздохнул. Глостер сказал, что у него нет веры в обещание Ллевелина не совершать набеги, так же как и в обещание валлийских лордов твердо придерживаться новых соглашений. Маловероятно, что Ллевелин сам возглавит рейдовые отряды, но вряд ли станет наказывать их участников. Альфред засмеялся и согласился. Задумчиво нахмурясь, Глостер, который обошелся с Мортимером и его друзьями с большим уважением, долго говорил Альфреду, что необходимо найти способ избежать высылки мятежных валлийских лордов в Ирландию и в то же время воспрепятствовать тому, чтобы они в третий раз начали войну.
* * *
Лестер был не таким твердокаменным, каким следовало бы. Его строгая убежденность в том, что внешне следует придерживаться юридической формы, какова бы ни была действительность, позволила ему удовлетворить просьбу валлийских лордов о том, чтобы они отправились в изгнание не раньше, чем король, а также принц, их личный сюзерен, дадут им разрешение покинуть страну.
Мортимера и его друзей повели на свидание с королем тринадцатого декабря. В присутствии Лестера Генрих был мил и улыбчив и казался совершенно равнодушным к условиям договора, которые он назвал крайне мягкими, почти не выслушав их. Более важным было то, что четырнадцатого декабря были даны гарантии безопасности, чтобы нанести визит Эдуарду, которого перевезли в Кенилуэрт, выполняя тем самым условия соглашений.
Прежде чем покинуть Лестера, Мортимер послал слугу с запиской для Шалье, чтобы тот наедине передал ее Альфреду. В ней он сообщал новости и снова выражал благодарность за луч надежды, который позволил ему увидеть новый путь через трясину поражения. Это был также намек на то, что Мортимер будет рад оказать в будущем помощь Альфреду, если у того возникнет необходимость в ней.
Альфред назвал себя дураком за то, что был польщен похвалой Мортимера, хотя и продолжал переживать из-за невозможности для него участвовать в происходящих волнующих событиях. Тем не менее, он уже имел одно неприятное столкновение с Гаем, который тоже находился в Вустере, и потому сказал Глостеру, что они с Барби хотели бы уехать во Францию.
Глостер был разочарован и настаивал на том, что зима — плохое время, чтобы отправляться в плавание. Он предложил Альфреду и Барбаре сопроводить его в Лондон, куда он был вызван в парламент, который созывался двадцатого января.
На это Альфред согласился с готовностью и благодарностью. Им лучше сесть на корабль в Лондоне, чем в любом другом месте. Ряд других портов был для них закрыт, потому что ими управляли сыновья Лестера. Как только Лестер покинул Вустер, они отправились в Лондон. В Лондоне у Глостера был собственный дом, и не нужно было заботиться о пристанище. Барбара написала своему отцу и надеялась провести несколько дней с Норфолком, до того как его целиком поглотят дела парламента.
Утро было ясное и не холодное, хотя немного сырое. Однако по мере того как они продвигались на север, дымка сгущалась, и к полудню пошел дождь. Глостер вежливо спросил, не хочет ли Барбара поискать место, чтобы остановиться, но они с Альфредом решили ехать дальше. Барбара предположила, что, как только похолодает, дождь может смениться снегом; если же дождь будет продолжаться, они смогут переждать в какой-нибудь маленькой деревушке.
Решение оказалось удачным. Хотя снег не пошел до поздней ночи, дорога стала подмерзать, когда они въезжали в Лондон. Им всем было приятно добраться до дома Глостера, где в каждом камине пылал огонь. На следующий день погода ухудшилась, весь день шел дождь со снегом, а ночью снова пошел снег. Добираться по такой дороге было бы куда труднее. Нельзя было угадать, не окажется ли под снегом лед, и ехать верхом означало накликать несчастье. Барбара огорчилась, узнав, что ее отец не прибудет до тех пор, пока не улучшится погода, и в то же время обрадовалась, что он не предпримет такое опасное путешествие.
Холода стояли пять дней, плотно одев землю снегом и льдом. Глостер был встревожен, потому что на заседание парламента явилось слишком мало тех, кто был вызван, особенно северных лордов. Но он отогнал тревоги, чтобы насладиться со своими гостями зимними забавами. Они, словно большие дети, прикрепив к своим ботинкам полозья, скользили по замерзшему болоту близ города или скатывались с заснеженного склона на широких досках.
К несчастью для Барбары и Альфреда, семнадцатого января в Лондоне появился Лестер, сопровождаемый сыновьями — Саймоном и Гаем. Барбара избегала двора, потому что никто из ее близких подруг не приехал. Но однажды, по неудачному стечению обстоятельств, братья привязались к ней прямо перед домом ее отца. Гай начал непристойно поддразнивать и оскорблять ее. Норфолк, услышав их голоса, подошел к окну и увидел Гая, схватившего лошадь Барбары за поводья, и ее с поднятым хлыстом в руке. Он зарычал от гнева, и братья поспешно удалились, забыв о достоинстве.
Барбара не была напугана, но понимала, что ситуация могла стать более опасной. Ей удалось остановить отца, готового погнаться за Гаем и Саймоном, но она не была уверена, что здравый смысл возобладает в Норфолке, если он увидит, как ее снова оскорбляют, или, еще хуже, если Гай применит силу, преследуя ее. Этот случай так потряс ее, что она сделала ошибку, бросившись в объятия к мужу и рассказав ему обо всем, что произошло, как только вернулась в дом Глостера, не заметив, что Гилберт вошел в зал вскоре после нее.
Естественно, Альфред и Гилберт хотели немедленно мчаться разыскивать обоих братьев и заставить их ползать перед Барбарой на коленях, целовать ей ноги и вымаливать прощение. Только разрыдавшись, она смогла заставить их выслушать ее. Даже тогда ей потребовалось довольно много времени, чтобы убедить мужчин, что самым простым решением для них с Альфредом станет отъезд.
— Нелепо сталкиваться с Лестером из-за двух его глупых сыновей, считающих все свои выходки не больше чем веселой шалостью. Мне это не нравится и вам тоже. Но Саймон и Гай едва ли понимают, что поступают дурно.
— Тогда следует проучить их, — заявил Глостер.
— В другой раз, — попросила Барбара, — но не сейчас, когда созывают парламент. Вы думаете, Гай и Саймон признают то, что они сделали? Что они не обвинят вас и моего отца в том, что вы ищете политической развязки, оговаривая их? И может ли их снисходительный отец не поверить им?
