— Гилберту не следует вмешиваться, — уступил Альфред, — но я — твой муж. Если сбегу, я буду выглядеть дураком и трусом!
— Перед кем выглядеть? — огрызнулась Барбара. — Кто об этом узнает, если вы сами не разболтаете? Вы полагаете, что Гай и Саймон станут рассказывать, как они оскорбили меня прямо перед дверью моего отца и убежали, словно напуганные дети, когда он закричал на них? И как ты можешь сделать что-то, не вовлекая Гилберта? Разве ты не гость в его доме…
— Правильно, — вставил Глостер. — Ты сама сказала это, Барби: я уже вовлечен, так что не имеет смысла удерживать меня. Я…
Барбара схватилась руками за голову. Альфред привлек ее к себе, спрятав у себя на груди, и поспешно сказал:
— Нет, любимая, нет. Ты совершенно права.
Между тем он подмигнул Глостеру, который неохотно согласился:
— О, очень хорошо. Завтра я пошлю кого-нибудь справиться о корабле.
Очевидно, Глостер ждал, что Альфред поговорит с ним о своих намерениях, но тот не стал этого делать. Альфред понимал, что было бы несправедливо заставлять Барбару постоянно опасаться новых конфликтов, но негодовал, что не может проучить двух испорченных спесивых петухов. Более того, его снедало любопытство, чем вызвано то, что немногие откликнулись на вызов Лестера в парламент — плохой погодой или тайными замыслами баронов королевства. Все это предвещало продолжение бедствий, творящихся в Англии.
Все сомнения были разрешены в субботу, двадцать четвертого января, когда посыльный королевского двора доставил ему распоряжение покинуть страну в течение недели. Поскольку он уже решил уехать, то проглотил распоряжение, не сказав никому ни слова. В понедельник Глостер пришел, держа в руке пергамент и улыбаясь до ушей.
— Вы с Барбарой можете оставаться в Англии. Барби запрещено покидать страну.
— Что?! — воскликнул Альфред. — Это невозможно!
Глостер пожал плечами и вручил ему пергамент. Альфред прочитал вслух: «Барбаре, родной дочери нашего возлюбленного графа Норфолка, запрещено выезжать за границу, так как она подверглась бы риску попасть в руки врагов».
— Но в субботу пришло распоряжение, изгоняющее меня как иностранца, находящегося в стране с неизвестными намерениями, — возразил Альфред.
— Изгоняющее тебя? — переспросил Глостер и затем расхохотался. — Эти наглые трусы!
— Какие наглые трусы? О ком ты говоришь?
— Я говорю о Саймоне и Гае. Только у них есть причина, чтобы избавиться от тебя. Должно быть, это они прячутся за всеми этими распоряжениями. Почему ты не сказал мне об этом раньше?
Губы Альфреда гневно сжались.
— Я догадывался, что это могло быть делом их рук. А почему я не сказал тебе, вполне понятно. Было бы глупо заваривать кашу, когда ты уже послал своего человека узнать о корабле для нас. — Он помолчал и мягко добавил: — Но я не уеду из Англии без Барби. Если я не должен…
Глостер глубоко вздохнул, словно гора свалилась у него с плеч.
— Конечно, ты не поедешь без Барбары, так как с сегодняшнего дня у тебя есть предлог, чтобы остаться в этой стране. Ты член моего семейства, и ты командующий, которому поручается организовать мой отряд для турнира, Который будет проведен в Данстебле в четверг на масленичной неделе.
Гнев исчез с лица Альфреда, и он засмеялся.
— Так вот почему Саймон и Гай хотели, чтобы я уехал теперь же, без промедления. Они боялись, что я выступлю на этом турнире. Я прав?
Глостер кивнул:
— О да, ты совершенно прав. Саймон и Гай возглавят отряд, который сразится с моим.
Такая же улыбка до ушей, как и у Глостера, появилась на лице Альфреда.
— Если ты вызвал их на дуэль, Барби снимет шкуру с нас обоих, — медленно проговорил он.
— Это не вызов на дуэль, — подтвердил Глостер; его голубые глаза были широко раскрыты и невинны, как у ребенка. — Это взаимная договоренность.
Барбара пришла в бешенство, когда услышала, что ей запрещено покидать Англию, в то время как Альфреда выдворяют из страны. Поэтому она очень обрадовалась, узнав, что муж вместе с Глостером примет участие в турнире. Ее уже не так сильно беспокоило, что Альфреда могут ранить в поединке, ведь она знала, как он искусен. Она неоднократно наблюдала за его боями и была уверена в его победе.
Барбара не слишком беспокоилась и о том, какую реакцию у сторонников обеих партий — Лестера и принца Эдуарда — вызовет объявление Альфреда доверенным лицом лорда Глостера, главное — обойти распоряжение покинуть страну. Так же, как Глостер и Альфред, она пришла к выводу, что оба распоряжения не могли исходить от Лестера, хотя на письмах стояла его печать. Она не стала высказывать свою мысль вслух, чтобы мужчины не сочли ее тщеславной, но была убеждена: все было каким-то образом подстроено Гаем. Не то чтобы младшего Монфорта до сих пор влекло к ней, скорее всего теперь его единственной целью было унизить Альфреда.
Сначала она сгорала от нетерпения поскорее увидеть, как ее муж будет ставить кровавые отметины на самодовольных лицах Саймона и Гая; от этих синяков они не скоро оправятся. Она перестала прятаться в доме, даже стала посещать двор, но всегда в сопровождении Глостера и Альфреда. Если кто-нибудь из братьев приближался к ней, то на ее губах появлялась усмешка и она смотрела на Монфортов свысока, зная, что этим доставляет большое удовольствие сопровождающим ее мужчинам. Однако после нескольких встреч Барбара почувствовала беспокойство, потому что заметила какое-то ликование, скрывавшееся за яростью Гая. Второго февраля она выяснила причину. Четверо вооруженных стражников пришли в дом Глостера, чтобы «арестовать Альфреда д'Экса — иностранца, превысившего срок своего пребывания в Англии».
Конечно, они посмели ворваться в дом. Человек Глостера, который был предупрежден, что это может произойти, рассмеялся им в лицо, и оружейный мастер Гилберта предъявил им впечатляющий документ, четко написанный на большом листе пергамента и скрепленный личной печатью Глостера и большой печатью Англии. В нем утверждалось, что сэр Альфред д'Экс — слуга графа Глостера и имеет право оставаться в Англии и свободно путешествовать по всему королевству по делам своего хозяина и своим собственным в течение одного года и одного дня. Копия Документа была передана стражникам в руки. Оружейный мастер сообщил удивленному капитану, что еще одна копия была собственностью сэра Альфреда, а еще несколько отосланы на хранение в надежные места, чтобы быть готовыми к предъявлению в случае подачи жалобы.
Когда о попытке ареста доложили Альфреду и Гилберту, они понимающе кивнули друг другу и принялись обсуждать, какой следующий шаг им предпринять, чтобы обеспечить себе победу на Данстебльском турнире. В это время у Барбары родилась еще одна мысль. Она поняла, что, пока Альфред и Гилберт не убьют Монфортов, результат турнира не окажет на зарвавшихся братьев никакого действия, а только увеличит их ненависть. Они не прекратят свои попытки отомстить и будут действовать исподтишка. Так что она даже испытала облегчение, когда через два дня Гилберт получил приглашение поговорить с Лестером.
