Еще меньше мне хотелось входить внутрь церкви. Оказавшись там, я сообразил, почему он пожелал меня проводить и о чем они перешептывались с Деккертом. Последний стоял у могилы Титуса вместе со смотрителем церкви Веертом и еще двумя людьми, скорее всего землекопами. За последние несколько часов могилу вскрыли повторно.
— Вы как раз вовремя, господин Катон, — сказал Деккерт. — Мы все подготовили. Прикажете поднять крышку?
— Мы для этого и пришли, — бросил в ответ Катон.
Деккерт дал рабочим знак, и те приподняли крышку гроба — после моих ночных стараний это не составило труда. Мы с Катоном, подойдя поближе, устремили на гроб полные ожидания взоры.
— На сей раз я верю вам безоговорочно, Зюйтхоф, — проговорил инспектор участкового суда, брезгливо созерцая собачьи останки.
Глава 21
Между жизнью и смертью
Дом был большой и выглядел мрачновато. Стены поросли кустарником, казалось, еще немного, и они полностью скроют его от глаз людских. Дома по соседству, расположенные на Кловенирсбургвааль, выглядели куда опрятнее — неудивительно, их хозяева принадлежали к числу самых зажиточных жителей Амстердама. Впрочем, и доктора Антона ван Зельдена к неимущим никак нельзя было отнести, если верить услышанному. Вероятно, он принадлежал к числу эксцентриков, которых не очень-то заботит внешний вид их обиталища.
— Так запустить дом! Это совсем не по-здешнему, — невольно вырвалось у меня.
Сопровождавшая меня Корнелия пожала плечами.
— А ты точно знаешь, что этот дом принадлежит доктору ван Зельдену? — желал уточнить я.
— Тут сомневаться не приходится. Я уже была здесь однажды с отцом, он должен был встретиться с ван Зельденом по поводу какого-то заказа. Но внутрь не заходила.
После моего второго визита в церковь Вестеркерк успело миновать несколько часов. Я не стал рассказывать Корнелии о пари, предпочел не вводить ее в детали нашего разговора с Катоном, упомянув лишь о том, что ныне инспектор уже не столь скептически расценивает роль злополучного полотна в лазурных тонах. Преодолевая конфуз, я все же рассказал Корнелии об обнаруженных в гробу ее брата собачьих костях. Вопреки моему ожиданию, воспринято это было без истерик. Вероятно, ее состояние достигло известной точки пресыщения — человека уже потрясенного поразить трудно. Но как бы то ни было, выдержка и самообладание этой девушки поражали меня.
Мы решили нанести визит доктору ван Зельдену, поскольку рассчитывали, что он, будучи врачом, пользовавшим Рембрандта, может каким-то образом помочь в поисках исчезнувшего мастера. Кроме того, стоило мне увидеть его в заведении под названием «Веселый Ганс» в компании ван дер Мейлена, как в душу мою закралось подозрение. Я сгорал от нетерпения оказаться в стенах его жилища.
Нам отворила круглолицая служанка с розовыми, будто наливные яблоки, щеками. Едва завидев нас, девчонка заученной скороговоркой выпалила:
— Господин доктор больше не принимает. Зайдите, пожалуйста, завтра, между десятью и двенадцатью часами.
И тут же собралась захлопнуть дверь.
— Мы не по поводу болезни, — поторопился переубедить ее я. — Это Корнелия ван Рейн, дочь мастера-живописца Рембрандта ван Рейна. Мы пришли по поводу ее отца. Так что, будьте добры, доложите о нашем приходе господину ван Зельдену.
Помедлив, служанка все же впустила нас и провела в переднюю. Убранство помещения отражало вкусы и пристрастия хозяина. Две из висевших здесь картин изображали анатомические сеансы. Но куда больше меня поразили многочисленные банки, которыми были уставлены стены. В них плавали помещенные в раствор человеческие органы и части тела. В одной из банок я различил ухо, в другой — кисть руки. Корнелия, поежившись, отвернулась, а я, припомнив сказанное Катоном, невольно спросил себя, имел ли ван Зельден отношение к бандитам, вскрывавшим могилы.
Служанка вернулась и проводила нас в гостиную, оказавшуюся гораздо просторнее и богаче прихожей. Там было куда больше картин на стенах. Как, впрочем, и банок с заспиртованными органами. Наше внимание привлекла написанная маслом работа. Это был портрет Титуса ван Рейна. В доме Рембрандта я видел много портретов умершего сына, и лицо его было мне хорошо знакомо.
Корнелия невольно протянула руку, будто желая прикоснуться к любимым чертам лица на холсте.
— Как удачно он сумел изобразить Титуса! Вылитый брат! Отец любил его больше всего на свете. И как он только дал себя уговорить продать этот портрет?
— Мне стоило для этого призвать на помощь весь мой дар убеждения, — раздался у нас за спиной хрипловатый голос. — Пришлось пообещать вашему отцу, что он в любое время волен прийти сюда и взглянуть на эту картину.
Бесшумно появившийся здесь доктор ван Зельден отвесил нам поклон. Из-за высокого роста и согбенности складывалось впечатление, что он вот-вот повалится вперед.
— Если ли новости о вашем отце? — осведомился он. — Меня весьма беспокоит его исчезновение.
— Меня тоже, — ответила Корнелия. — Потому я и решила прийти к вам. У вас найдется для меня немного времени, доктор ван Зельден?
— Для вас — непременно. Усаживайтесь. Могу я предложить вам шоколаду?
Я откашлялся.
— Слушаю вас? — обратился ко мне доктор ван Зельден.
— Я сопровождаю госпожу ван Рейн. Полагаю, обсуждаемый вопрос не для моих ушей, господин ван Зельден. Так что, если позволите, я пройду пока в прихожую. Хочется полюбоваться на вашу знаменитую коллекцию.
— Пожалуйста, пожалуйста! Как пройти, я думаю, вы знаете.
Уже в дверях я снова обернулся.
— Как мне кажется, приготовление препаратов из человеческих органов — ваша страсть, доктор?
— Пожалуй, вряд ли стану это отрицать, тем более если принять во внимание их количество. — Доктор ван Зельден деревянно рассмеялся, но тут же посерьезнел. — Впрочем, для врача подобное собрание не просто причуда. Наука — вот его главное предназначение. Все эти препараты крайне необходимы в моих исследованиях и весьма полезны при чтении лекций студиозам. Мне удалось изобрести особый спиртовой состав, позволивший существенно усовершенствовать технику приготовления препаратов.
— Поразительно! — воскликнул я. — И где вы только берете столько трупов?
— Знаете, несчастные случаи и эпидемии отнюдь не редкость для нашего города, к великому сожалению. Так что в чем, в чем, но в трупах недостатка нет.
Понимающе кивнув, я отправился в прихожую, где увидел служанку, смахивавшую белой салфеткой пыль с банок.
— Ваш хозяин, надо думать, обожает это занятие, — как бы между прочим заметил я.
