Лебо, поднявшись на холм. Выбритая широкая тонзура поблескивала от пота, щеки раскраснелись, а из груди вырывалось тяжелое дыхание. Похоже, полный и грузный аббат Лебо искренне жалел, что из-за объемного живота ему было совсем несподручно упереться руками в колени, чтобы отдышаться.
Вивьен невольно расплылся в улыбке при виде старика, только сейчас поняв, как давно не встречался с ним. Он приблизился к аббату и предложил ему руку, чтобы помочь преодолеть последние несколько шагов подъема.
– Спасибо, что приехали, Преподобный.
– Я не мог не приехать, мой мальчик, – мягко произнес аббат, положив руку на плечо своему бывшему подопечному.
Вивьен опустил голову. После истории с Анселем де Куттом в присутствии Бернара Лебо он чувствовал легкий укол вины – этот добродушный человек умудрялся смотреть на него так, как может смотреть любящий родитель на набедокурившего ребенка.
– Вы могли, – чуть с большим нажимом возразил Вивьен. – И я благодарен вам за то, что вы все же решили внять моей просьбе. – Он вздохнул и покачал головой. – Знаю, человеку моего положения не следует этого говорить, но я глубоко убежден, что Женевьева не виновата в ереси своего отца. Она искренне любила его и не знала, что творит. Да и какой ребенок будет думать, что родители станут обманывать его и обращать в еретическое учение?
«Поэтому я терпеть не могу детские процессы», – добавил он про себя.
Бернар Лебо сочувственно посмотрел на Вивьена, и выдержать этот взгляд снова оказалось слишком тяжело. Вивьен с огромным усилием заставил себя сделать это.
– Как я погляжу, ты так и не избавился от своего гибкого отношения к еретикам, мой мальчик? – почти горько произнес аббат.
Вивьен нахмурился. Внутри него тут же начал закипать гнев.
– Я знаю, что вы можете сказать мне, Преподобный, – оборвал он. – Что я подвергаю себя опасности; что мое сочувствие людям, которых можно спасти, может меня погубить; что «неужто мало мне было Анселя»; что девочка достаточно взрослая, чтобы соображать сама, обращается она в ересь или нет… – Он прерывисто вздохнул.
– Вивьен…
– Но это все чушь! – воскликнул он, не совладав с собой. – Я устал отовсюду слышать эти понукания! Я говорил это Ренару, скажу и вам: если считаете, что я напрашиваюсь на арест, так отдайте меня в руки правосудия, пусть разбираются! И хватит уже этих предостережений, я сыт ими по горло! Спасите ребенка от незаслуженной участи тюремной узницы, а дальше можете свободно писать на меня донос, Ваше Преподобие, я не осужу вас!
Некоторое время Бернар Лебо с нескрываемой скорбью смотрел на Вивьена. Пламенная речь его не задела и не обидела. Он слишком давно знал своего бывшего воспитанника и понимал, что не должен воспринимать его возмущение на свой счет. Наконец аббат вздохнул и миролюбиво поглядел вдаль на залитую солнцем территорию женской обители.
– Ты все так же обладаешь юношеской горячностью и склонен бросаться громкими фразами, мой мальчик, – невесело улыбнулся он. – Я, само собой, не собираюсь писать на тебя донос. Мне еще с прошлого твоего допроса прекрасно известно, почему ты так говоришь о Женевьеве. – Аббат нахмурился, погрузившись в неприятные воспоминания. – Я помню те страшные семь дней, в течение которых мы с Его Преосвященством пытались понять, пустила ли корни в твоей душе катарская ересь. – Он опустил голову. – Должен сказать, тебе повезло, Вивьен. Мы с судьей Лораном рассмотрели в твоей душе любовь к ближнему, а не сочувствие ереси. Заметь, что инквизиторы, ведущие допрос, нечасто так смотрят на своих обвиняемых. – Он поучительно поглядел на бывшего подопечного.
Вивьен печально усмехнулся.
– Насколько я знаю, я до сих пор у Его Преосвященства по этому поводу на особом счету. – Губы его исказила кривая улыбка. – А это не самое лучшее положение, не так ли?
Бернар Лебо кивнул.
– Я уже не раз думал, что пребывание в Сент-Уэне было бы для тебя лучше.
– Безопаснее? – поправил Вивьен. Аббат Лебо склонил голову, нахмурившись.
– Да, – кивнул он. – Ты не думал вернуться? – В голосе его прозвучала искренняя надежда. – Уверен, Кантильен понял бы, если б ты решил уйти с поста инквизитора и вернуться в монастырь. Имею смелость предположить, что он бы даже желал этого для тебя.
Вивьен поморщился. При одной мысли о том, чтобы вернуться в Сент-Уэн, постричься в монахи и обречь себя на добровольное заточение, он испытывал почти физическую боль.
– Нет, – твердо ответил он.
– Мой мальчик, если бы ты просто подумал…
– Давайте сосредоточимся на том, чтобы устроить сюда Женевьеву, – перебил Вивьен. Отчего-то ему показалось, что рядом с Бернаром Лебо он вновь начинает вести себя, как ретивый юноша. – На эти пустые разговоры у меня времени нет: в отделении много работы. Сегодня к вечеру я должен вернуться в Руан.
Бернар Лебо тяжело вздохнул, но, поняв, что ему не удастся переубедить Вивьена, лишь кивнул и тоскливо побрел в сторону женского аббатства.
***
Тяжелая работа в руанском отделении инквизиции шла почти месяц. Еретики-заговорщики, о которых сообщил Венсан, в конечном итоге выдали остальных своих сообщников, и число причастных к секте вальденсов в Руане выросло почти до сотни человек. Казалось, что этим людям не будет конца. Вивьен и Ренар проводили один допрос за другим. Обвиняемые сменяли друг друга в допросной комнате непрерывным потоком, и Ренар начинал всерьез опасаться, что во время рассказов о назначении пыточных орудий его перестанет слушаться собственный язык.
Однако заговариваться он так и не начал, а обвиняемые внимали ему, с искренним ужасом вглядываясь в его бесстрастное лицо. С губ Ренара срывались сухие слова о предназначении тисков для пальцев, клещей, плетей, жаровни, прутов, емкостей с водой, лестницы, перекладин с перекинутыми через них веревками и классической дыбы. При этом стоявшие у стен палачи лишь ждали его команды, чтобы начать свою работу.
Кто-то из арестантов готов был выдать сообщников и отречься от своих заблуждений еще до начала допроса, другие выдерживали первую пытку – водой или тисками для пальцев – третьи держались дольше и упорно не собирались сотрудничать. С ними приходилось особенно попотеть и даже не единожды растянуть их на дыбе и прижечь калеными прутами, чтобы добиться результатов.
Судья Лоран велел продолжать допросы до тех пор, пока еретики не сознаются в своих заблуждениях и не будут готовы отречься от них. Им грозила конфискация имущества и епитимья. Многих Лоран готовился отправить в паломничество по святым местам и уже подготавливал необходимые маршруты, на точках которых примирившимся с Церковью еретикам предстояло отметиться. Некоторым уготовил ношение крестов – Венсан был одним из них.
Несмотря на все
