Они вышли из дома, и Маус в восторге начал носиться по длинной, спускавшейся террасами вниз лужайке, заросшей нестриженой травой, — должно быть, когда-то это была часть великолепного сада. Мелисанда пошла дальше. День выдался приятным, яркое утреннее солнце начинало разгонять туман, лежавший на зеленых холмах. Мелисанда остановилась и оглянулась на замок. При дневном свете он не выглядел столь угрожающим. Над пережившим непогоду розовым камнем поднималась ступенчатая крыша с торчащими тут и там печными трубами. На всех четырех углах выступали круглые башни, придававшие замку внушительный и древний вид. Мелисанда невольно подумала, как, наверное, холодно в этом замке зимой.
— Ему полтысячи лет, — раздался позади нее скрипучий, но звучный голос.
Мелисанда оглянулась. В эту минуту подбежал Маус и залился лаем.
Рядом с сэром Алистэром стояла лохматая собака такого роста, что ее голова находилась выше его пояса. Перед ней носился Маус и яростно лаял. Большая собака не шевелилась. Она только смотрела на него, повернув свою длинную морду, как будто определяя, что это за маленькое тявкающее существо.
Сэр Алистэр недовольно взглянул на терьера. В это утро его волосы были расчесаны и собраны сзади, а поврежденный глаз он прикрыл черной повязкой.
— Тише, парень, — произнес он с сильным шотландским акцентом. — Успокойся.
Он наклонился и протянул Маусу кулак, тот подскочил и обнюхал его. Мелисанда, чуть вздрогнув от ужаса, увидела, что на правой руке сэра Алистэра не было указательного пальца и мизинца.
— А он храбрая кроха, — сказал сэр Алистэр. — Как вы его зовете?
— Маус.
Он кивнул и продолжал стоять, глядя вдаль. Большая собака вздохнула и легла у его ног.
— Вчера я не хотел испугать вас, мэм. Она посмотрела на него. С этой стороны его шрамы были малозаметны, и его можно было бы назвать красивым — прямой надменный нос, твердый и упрямый подбородок.
— Вы меня не испугали. Просто я вздрогнула от неожиданности, когда вы появились.
Он повернулся, показывая ей все свое лицо, словно желая проверить, не испугается ли она теперь.
— Я уверен, что испугал. Она не хотела отступать.
— Джаспер думает, вы считаете его виновником этих шрамов. Это правда?
У нее перехватило дыхание от собственной грубости. Она никогда не позволила бы себе спорить с ним, если бы это касалось только ее. Но ей было необходимо знать, не собирается ли этот человек снова причинить Джасперу боль.
Он выдержал ее взгляд, вероятно, удивленный ее прямотой. Она могла бы поспорить, что не многие осмелились бы говорить с ним о его шрамах.
Наконец он отвел взгляд и посмотрел на запущенные, заросшие сады.
— Если желаете, я поговорю с вашим мужем о своих шрамах, миледи.
Джаспер проснулся один — его объятия были пусты. Всего лишь несколько ночей, и ее отсутствие уже вызывало странное ощущение. Неприятное ощущение. Он должен чувствовать свою милую жену рядом, ее мягкие формы рядом с твердыми мускулами его тела и запах ее волос и ее кожи вокруг себя. Сон рядом с ней был как живительный эликсир — никаких метаний и беспокойных движений за всю ночь. Проклятие! Куда она подевалась?
Он встал и торопливо оделся, с сердитым ворчанием застегивая пуговицы на рубашке. Отложил в сторону шейный платок и, набросив на плечи камзол, вышел из комнаты.
— Мелисанда! — выйдя в холл, позвал он, совершенно забыв, где он находится, — замок был так велик, что она никак не могла бы его услышать, если бы только не была совсем рядом. Он снова позвал: — Мелисанда!
Спустившись вниз, он направился на кухню. Там он нашел Пинча, разжигавшего огонь. Позади него на тюфяке спала маленькая камеристка Мелисанды. Тюфяков было все-таки два, машинально отметил Вейл. Пинч лишь молча кивнул в сторону задней двери.
Джаспер вышел и зажмурился от яркого солнца. А потом он увидел Мелисанду. Она стояла и разговаривала с Манро, и даже эта картина вызвала у него укол ревности. Конечно, Манро был искалеченным отшельником, но он умел обращаться с женщинами. А Мелисанда стояла слишком близко к этому человеку.
Джаспер зашагал к ним. Его заметил Маус и оповестил о его появлении громким лаем.
Манро повернулся:
— Встали, наконец, Реншо?
— Теперь Вейл, — проворчал Джаспер и положил руку на талию Мелисанды.
Манро проследил взглядом за этим движением, и бровь над его черной повязкой приподнялась.
— Да, конечно.
— Ты уже позавтракала, моя дорогая жена? — обратился Джаспер к Мелисанде.
— Еще нет. Мне надо посмотреть, что есть на кухне.
— Сегодня утром я послал Уиггинса на ближайшую ферму за хлебом и яйцами, — пробормотал Манро. Его щеки чуть порозовели, как будто он осознал, наконец, свое негостеприимство, и это смутило его. Он угрюмо сказал: — После завтрака я могу показать вам обоим башню. Вид оттуда великолепный.
Джаспер почувствовал, как дрожь пробежала по телу его жены, и вспомнил, как она опиралась о стенки его высокого фаэтона.
— Может быть, в другой раз.
Мелисанда кашлянула и осторожно отстранилась от Джаспера.
— Если мужчины извинят меня, я бы хотела поискать на кухне каких-нибудь обрезков для Мауса.
Джасперу оставалось лишь поклониться, и его возлюбленная жена направилась в замок.
Манро задумчиво посмотрел ей вслед.
— Ваша жена — очаровательная женщина. И к тому же умна.
— М-да, — согласился Джаспер и нашел нужным пояснить: — Она не любит высоты.
— А… — Манро взглянул на Джаспера. — Вот не подумал бы, что она в вашем вкусе.
Джаспер разозлился.
— Вы и понятия не имеете о моем вкусе.
— Имею. Шесть лет назад он ограничивался женщинами с большой грудью и слабой моралью.
— Это было шесть лет назад. С тех пор многое изменилось.
— Да, многое изменилось, — задумчиво проговорил Манро. Он направился к заросшим сорняками террасам, и Джаспер зашагал рядом с ним. — Вы стали виконтом, Сент-Обин умер, а я утратил половину лица. Между прочим, вас я в этом не виню.
— Что? — От удивления Джаспер остановился. Манро тоже остановился, повернулся к нему и указал на черную повязку на глазу:
— Это. Я не виню вас за это, никогда не винил. Джаспер отвел глаза.
— Но как вы можете не обвинять меня? Они вырезали вам глаз, когда я сломался. — Тогда он громко застонал от ужаса, увидев, что они делали с пленниками.
Манро немного помолчал. Джаспер не мог заставить себя посмотреть на него. Когда-то шотландец был красавцем. Но и будучи молчаливым, он никогда раньше не был отшельником: любил посидеть у камина вместе со всеми мужчинами и посмеяться над их грубыми шутками. Смеялся ли Манро когда-либо с тех пор, как его изуродовали?
