— Ник… — У Синтии дрожал подбородок. — Тебя так легко полюбить. Есть женщины с доходом в десять тысяч фунтов в год, которые будут любить тебя. Не соглашайся на меньшее, чем ты заслуживаешь.
— Я заслуживаю быть счастливым, Син. Я найду способ. И приеду за тобой. И буду ухаживать за тобой так, как подобает, а не так… как я сделал.
Синтия вытерла слезы и робко улыбнулась ему:
— Если это было не так, как подобает, тогда я не уверена, что разбираюсь в этом.
Ланкастер проворчал что-то в ответ, но на самом деле испытал облегчение.
— А еще мне необходимо взять на вооружение ужасные рисунки раздетых мужчин.
Синтия покачала головой.
— Если я найду тебя развлекающейся с красивым американцем, когда приеду, мне придется случайно упомянуть о твоей папке с рисунками.
Синтия не смеялась, но слезы высохли. Николас поднял ее со скамейки, и они продолжили прогулку по парку.
Он сделает все так, как следует, даже если сердце его будет разрываться от тоски. И она будет ждать его, потому что сказала, что всегда его любила. Поэтому будет ждать. Он был почти уверен в этом.
Ланкастер смотрел на янтарный отблеск виски и думал, что ему делать. Перемены, которые он затевал… Они и его изменят тоже. Но он уже чувствовал себя другим. В нем жила надежда. Вместе с капающей на траву кровью Ричмонда из него уходила ярость.
За его спиной открылась дверь кабинета. Ланкастер встал и повернулся к Сомерхарту:
— Я надеялся, что ты случайно наткнешься на меня. У тебя есть минутка?
Сомерхарт налил себе виски и, кивнув, сел в кресло напротив.
— Ты был прав насчет магистрата. Я получил уведомление, в котором сообщается, что я могу уезжать. Похоже, его удовлетворила твоя версия событий.
— Я герцог, Ланкастер. Моя правда действительно правда.
— Даже когда это не так.
— Ричмонд выстрелил первым, — пожал плечами Сомерхарт.
— Ты забыл упомянуть, что это была дуэль.
— Действительно забыл.
Герцог откинул голову на спинку кресла.
— Возможно, короля не так легко разубедить.
— Посмотрим. Но я уверен, что он будет только рад, что титул перешел по наследству. А кто будет протестовать? Новый граф? Никто ничего не потерял со смертью этого животного.
— Спасибо, ваша светлость. — Ланкастер посмотрел на свой бокал.
— Пожалуйста. Я полагаю, мой долг исчерпан?
— Конечно. Теперь я вечный твой должник за…
— О Господи, надеюсь, нет. Давай покончим с этим прямо сейчас, а? Будем здоровы! — Сомерхарт выпил виски и со стуком поставил бокал на стол.
Ланкастер тоже выпил, но не мог так легко закрыть эту тему.
— Я должен извиниться. За то, что притащил его сюда за собой. И за то, что тебе пришлось выслушать.
Сомерхарт, подняв голову, встретился взглядом с Ланкастером и долго смотрел на него.
— Скорее всего, я никогда не скажу этого снова, поэтому слушай внимательно. Ты намного сложнее, чем я представлял себе, Ланкастер. Если бы ты не был настолько мерзко привлекателен, наверное, мог бы даже понравиться мне.
Сомерхарт снова откинул голову на спинку кресла, а Ланкастер смотрел на него, онемев от изумления. Он не знал, что Сомерхарт хотел этим сказать.
— Итак, ты собираешься ехать сегодня днем?
— Да. Я надеюсь, ты проводишь мисс Мерриторп вместо меня. Она не привычна к путешествиям и…
— Я отправлю ее на одном их своих кораблей и сам доставлю ее в каюту. Конечно, если ты не передумаешь и не примчишься назад до заката солнца.
У Ланкастера все сжалось внутри от этой мысли. Он не хотел, чтобы она ехала, но у Синтии тоже были мечты, и он увидит, как она их осуществит, если… будет постоянно молиться, чтобы в ее мечтах нашлось место и для него.
— Я не стану ее останавливать, — пробормотал Ник. — Что касается кораблей… — Он сложил руки пирамидкой и наклонился вперед, увидев, что Сомерхарт открыл глаза. — У меня есть для вас предложение, ваша светлость. Кое-что немного… необычное.
Спустя несколько часов он уехал в Лондон в таком волнении, какого не чувствовал много лет.
— О, смотри, — проворковала Леонора, кузина Синтии. — Это тот любезный мистер Морган. Думаешь, он привел своего сына?
— Возможно, — Синтия немного наклонилась, чтобы за перьями на шляпке ее кузины увидеть происходящее. — Только, Леонора, пожалуйста, потише, я пытаюсь слушать музыку.
— Ты такая умная, — вздохнула Леонора. — Так интересуешься всем.
— Леонора, я почти ничего не знаю о музыке, искусстве и театре. Поэтому и интересуюсь всем этим. Ты ведь уже привыкла ко всему.
— Думаю, да. Ой, вон мистер Эколз! У него глаза необыкновенного синего цвета. Как думаешь, это будет слишком, если назвать их барвинками?
Синтия прикрыла глаза и расхохоталась:
— Думаю, нет. У него действительно очень красивый цвет глаз.
Леонора продолжала болтать, восхищаясь своим первым светским сезоном. Конечно, у Синтии это тоже был первый сезон, но ей было не семнадцать лет, и она не горела желанием знакомиться с проходившими мимо джентльменами.
За три месяца в Нью-Йорке она уже познакомилась с огромным количеством мужчин. Американские мужчины — интересные, сильные, смелые и красивые. Но ни у одного из них не было таких карих глаз, искрящихся таинственным смехом. И ни один из них не знал настоящую Синтию.
Они слышали ее акцент и считали ее благородной. Прошел какой-то глупый слух о том, что она кузина герцога, и ее приглашали в самые изысканные дома. Время от времени она боролась с непреодолимым желанием поднять бокал вина за ужином и сказать всем, что всего несколько недель назад ночевала на чердаке.
Теперь она спала в огромной спальне на пуховой перине под чистыми белыми простынями. Она почему-то не думала, что ее американские родственники будут богатыми.
По правде говоря, она не знала, что Америка — такая процветающая страна. Здесь все было во много раз лучше, чем она думала.
Музыка, вечеринки, переполненные людьми улицы заставляли ее сердце подпрыгивать от радости. Здесь светило жаркое солнце, а в городе людей было больше, чем он физически мог вместить. Синтия обожала все это.
И ужасно скучала без Ника.
Вздохнув, она невпопад кивнула Леоноре. Кузина своей энергией, длинными ногами и энтузиазмом напоминала Синтии жеребенка. Как и сам бурлящий город. А Элеонора была вся в мать, которая приняла Синтию с силой урагана.
Когда Синтия купила три новых платья, было доставлено более десяти коробок. Заказ каким-то образом увеличился в несколько раз. Когда она заказала пару черных туфелек, прибыли коробки с обувью всех цветов радуги. Розовые и голубые, зеленые и фиолетовые.
