Глаза Грейс стали влажными от слез.
«Эван не может умереть! И он не умрет!»
– Алек, сожгите его одежду, но так, чтобы этого никто не видел.
Алек сдвинул брови, понятливо кивнул и, не задавая лишних вопросов, приступил к выполнению указания Грейс.
– Нам нужна вода, причем самая холодная, какую только можно найти, – сказала леди Мойра. Грейс послушно принесла воду, взяв ее из колодца. Затем обе женщины, каждая погруженная в свои, но одинаково мрачные мысли, молча обмыли тело Эвана.
– Нужно позвать знахарку, – сказала Грейс. – Ту самую, которая лечила мою рану на руке.
– Нет, ее не стоит, – запротестовала леди Мойра. – В ранах она, конечно, смыслит, и в переломах тоже, а вот лихорадку лечить не умеет. Кроме того, у нее не язык, а помело, все выболтает о болезни Эвана. Нет, нам нужна другая целительница, которая разбирается в такого рода болезнях, которой можно доверять и которая умеет держать язык за зубами.
– Неужели в деревне есть такое чудо? – удивилась Грейс.
– Да, есть. Ее зовут Агнес, она бабка Дирдре. Зимой и весной она многих, кто болел лихорадкой, поставила на ноги. Я немедленно пошлю за ней.
Как только пришла Агнес, Грейс не отходила от нее ни на шаг, внимательно следя за всеми ее действиями и стараясь помочь ей по мере своих возможностей.
– Это очень опасная болезнь. Сэру Эвану крайне не повезло.
Итог обследования оказался малоутешительным.
– Как думаешь, Агнес, он выживет? – прямо спросила знахарку леди Мойра. В ответ та лишь покачала головой:
– Откуда ж мне знать. Случай очень тяжелый.
– Ладно, – вмешалась Грейс, – тогда лучше скажи: что нам делать? Как помочь ему выздороветь?
– За ним надо тщательно ухаживать, постоянно накладывать охлаждающие компрессы, не только на лоб, но и на тело, руки и ноги. Как еще бороться против жара, я не знаю. – Агнес запнулась и кашлянула пару раз, чтобы скрыть свою растерянность и опасения. – Да, если появятся пузыри, немедленно позовите меня, их надо будет проколоть.
– Я не отойду от него ни на минуту. Я буду ухаживать за ним и днем и ночью, – со слезами в голосе проговорила Грейс, ласково поглаживая Эвана, который так и не приходил в сознание, по голове.
– Я помогу тебе, – твердо сказала леди Мойра. – Вместе мы обязательно справимся. Благодарение Богу, что нас двое, вдвоем мы одолеем болезнь.
Глубокая искренность и решительность, явственно слышимые в ее голосе, поддержали Грейс, подкрепили ее надежду. Бесконечно ссорящиеся по мелочам, Грейс и леди Мойра, обладавшие сильным и благородным характером, в большом и главном всегда заслуживали доверия, они обе любили Эвана, каждая по-своему, но тот, кто любит, всегда надеется и все переносит. Обе были полны решимости, они будут бороться с болезнью Эвана и победят ее.
В течение следующих трех дней состояние Эвана ухудшилось очень резко, он то приходил в сознание, то терял его, его одолевали приступы лихорадки, и тогда все его тело дрожало от жара.
Казалось, что жизнь по капле утекает из его тела, несмотря на все усилия Грейс. Она иногда впадала в отчаяние, но затем, помолившись, вновь обретала надежду и с новыми силами опять начинала борьбу за жизнь Эвана.
Однажды, проснувшись утром, она услышала за спиной странные звуки, похожие на всхлипывания. Обернувшись, она увидела стоявшую в дверях леди Мойру, по щекам которой текли слезы.
– Ему все хуже, приближается конец.
– Нет! – злобно закричала Грейс. – Он сильный и выносливый. Я верю, он выживет!
Леди Мойра смахнула слезы и прошептала:
– Иди поспи немного, ты не спала почти сутки, я побуду возле него.
Грейс неохотно согласилась, усталость давала о себе знать.
Прошел еще один день. Эвану не становилось лучше. Находясь без сознания, он отказывался от еды и питья, а если ему пытались силой что-нибудь влить в рот, то он почти все выплевывал. Он часто бредил, то выкрикивая в бреду отрывистые команды, то шепча что-то нечленораздельное себе под нос, то плакал, проклиная свое незаконное рождение, то произносил любезности, обращаясь к какой-то женщине.
Все то, что скрывалось в глубине его души, что так старательно им пряталось от чужих ушей, болезнь и бред выпустили на свободу. Грейс внимательно прислушивалась к обрывкам фраз, отдельным словам, открывая для себя его душу; она следила за всеми его мельчайшими обмолвками, порывами, движениями; она изучала его характер, ту духовную материю, из которой состояла его внутренняя скрытая сущность.
Перед ее мысленным взором представал сильный, мужественный человек, незаслуженно обиженный жизнью, но безропотно несущий все испытания и тягости, выпавшие на его долю.
«Если он умрет… – Грейс замотала головой. – Нет, нет, надо выбросить все подобные мысли из головы».
Агнес регулярно навещала больного, все время давала ему выпить лекарство или настойку, которые сначала помогали, но потом их действие проходило, и у Эвана опять начинался приступ лихорадки.
Леди Мойра ухаживала за сыном так же самоотверженно, как и Грейс. Несчастье сплотило двух женщин, пробудило в них взаимную любовь, прежние ссоры и раздоры теперь казались чем-то далеким, смешным, нелепым.
Слухи о болезни Эвана, которую невозможно было скрыть, поползли по замку. Для того чтобы успокоить встревоженных обитателей, Грейс сказала Дирдре, что Эван сильно простудился, вместе с тем заверив, что тут нет никакой опасности.
Надежду на благоприятный исход в ней поддерживали два обстоятельства: во-первых, на теле Эвана так и не появились смертельно опасные пузырьки, а во-вторых, никто не заразился.
Через девять дней наступил наконец долгожданный перелом. Лихорадка заметно ослабла. Грейс сидела возле мужа и гладила его по голове, как вдруг он взял ее за руку и притянул к себе.
– Грейс, дорогая, отчего у тебя такой измученный вид?
Его голос был тих и слаб, но в нем слышалось столько нежности, что Грейс обрадовалась. Он пришел в сознание!
Она заплакала от охватившего ее счастья. Сквозь пелену слез Грейс увидела, как он пытается привстать, но у него ничего не получается. Она машинально нагнулась и, подложив повыше подушки под его плечи, помогла присесть в постели.
Эван сильно похудел за время болезни, скулы резко выступали на его бледном, изможденном лице. Но он выздоровел, и это главное. Вне всякого сомнения, вскоре он окончательно поправится. Грейс произнесла про себя благодарственную молитву, затем приподнялась, подошла к дверям спальни, открыла их и так громко закричала от радости: «Эван пришел в себя!» – что ее крик был слышен не только в коридоре и на этаже, но и во всем замке.
Эван плыл, вернее, его уносило течением, а он пытался во что бы то ни стало выбраться на землю, очнуться от липкого и вязкого полузабытья, тянущего его под воду. В голове прояснилось, он попытался открыть глаза, но это оказалось, удивительное дело, очень нелегко.
