Когда Арчи ускакал, Ретт произнес:
— Китайцы верят, что если спасешь человеку жизнь, то связан с ним навеки, — Взяв ледяные руки сестры в свои, он согрел их, — Дорогая Розмари, достанет ли тебе сил вынести все это?
Она кивнула, и Ретт помог ей сесть на коня.
Ров перед бруствером федералов битком был набит телами; мертвые стояли так плотно, что даже не падали. Солдаты и гражданские растаскивали их в стороны, чтобы извлечь раненых.
Розмари спросила:
— А Джон теперь носит бороду?
— Он чисто бреется.
Розмари не думала, что ей когда-нибудь доведется увидеть мозги человека в снесенном наполовину черепе или юношу, почти подростка, с аккуратной дыркой от пули в центре лба, по краям опаленной порохом. Пошатнувшись, она ухватилась за лошадиную гриву и уткнулась в нее лицом.
— Я в отчаянии, Ретт. Дорогой брат, мы с Джоном оказались так далеко друг от друга.
— Джон часто говорил о тебе. Он всегда любил тебя.
Розмари отерла слезы, и тут они въехали во двор фермы, где столько лошадей и людей лежали мертвыми. Прежде это была крепкая небольшая ферма, но теперь все строения — амбар, дровяной сарай, курятник, сам фермерский дом — были изрешечены сотнями пуль. Мертвый солдат-федерал был пригвожден к стене дровяного сарая штыком, вонзившимся ему в шею.
Когда Ретт вытащил штык, мертвый солдат опустился на землю со стонущим звуком — вышел накопившийся газ.
Я знал, что этим кончится. Знал! Что за сентиментальный порыв толкнул меня сражаться за «Славное Дело»? Слезы на почерневших от пороха щеках прочертили дорожки.
— Генерал Худ был не в духе. Федералы выскользнули из его сети, а он не желал дать им уйти, — шепотом продолжал Ретт. — «В атаку! Докажите, что вы не побоитесь их укреплений!» Двадцать тысяч человек двинулись маршем прямо на пушки федералов. С развевающимися знаменами, офицеры размахивали саблями, и представь, Розмари, — глаза Ретта снова наполнились слезами, — оркестры играли «Дикси». «В Диксиленде я останусь. Чтобы жить и умереть в Дикси». О Розмари… И это еще не все плохие новости, сестренка. Сын Красотки Уотлинг, Тэзвелл, тоже вступил в армию. По моему глупейшему примеру.
Подъехал Арчи Флит.
— Магазинных винтовок не нашел. Федералы прихватили их с собой, — Арчи заложил за щеку табак. — Ваш муж ранен, мэм. Я встретил одного солдата из полка капитана Хейнза. Его отнесли в город.
Он указал в сторону Франклина.
— О, спасибо! Как я могу вас отблагодарить?
— Дайте нам с вашим братом заняться тем, чем положено. Генерал Форрест объявил сбор. Мы должны двигаться дальше.
Розмари поцеловала брата в щеку.
— Будь очень осторожен, Ретт. Мое сердце с тобой.
В городке Франклин, штат Теннесси, расположенном в излучине реки Харпет, жили девять сотен жителей. Недавно отстроенное здание суда и три учебных заведения вместе с помещениями Первой баптистской и Первой пресвитерианской церквей отвели под госпитали. Розмари перешагивала через лужи крови, стараясь не слышать стонов раненых, и осматривала ряды умерших, вынесенных наружу.
Ее направили в частный дом на Маркет-стрит. Аккуратный домик портили кровавые следы на крыльце, оставленные, когда кого-то втаскивали внутрь, и ампутированная рука на угольном ларе возле двери.
На стук Розмари открыла дверь пожилая женщина, одетая строго, словно школьная учительница.
— Мой муж… капитан Хейнз… может быть здесь.
— Боюсь, я не знаю их по именам, дорогая, но, пожалуйста, заходите.
Джона не оказалось ни среди первых четырех раненых, лежавших в гостиной, ни среди троих на кроватях, ни среди двоих на полу спальни.
Пожилая женщина объяснила, что врач навещает раненых каждые несколько часов, а между визитами ухаживают за ранеными они с сестрой.
— Кормим страдальцев картофельным супом. Поим. Они все стынут, хотя мы уже сожгли столько угля!.. Надеюсь, зима будет не очень холодной.
Младшая сестра потянула Розмари за рукав.
— Пойдемте, дорогая, есть еще один бедолага, которого мы вынесли в сад.
Пулей Джону Хейнзу размозжило правый локоть, и рука вывернулась назад под невозможным углом. Другая пуля окровавила грудь сюртука — того самого, в котором он уехал из дома. Но брюки были домотканые и слишком велики ему. Ноги босые.
Когда Розмари встала рядом с мужем на колени и поцеловала его в лоб, кожа была еще теплой, и на головокружительный миг она поверила, что Джон жив.
— О Джон, Джон, я здесь. Это Розмари, твоя жена.
О Джон, прошу тебя…
Садик был аккуратно прибран к зиме. Шесты для бобов связаны в пучок, грядка с клубникой присыпана соломой. На перевернутых деревянных ведрах тонкий слой снежка.
Но уже когда Розмари целовала щеки мужа, Джон Хейнз начал коченеть.
Пожилая женщина за спиной заговорила:
— Мне так жаль, дитя. Твой муж не страдал и был в сознании до самого конца. Он верил, что ты едешь к нему, и хотел дождаться, чтобы увидеть еще разок. Когда же понял, что этому не бывать, то попросил меня: «Скажи Розмари, чтобы она доверяла своему золотому сердечку». И еще говорил о дочери, которая ждет его в раю. — Женщина дотронулась до дрожащих плеч Розмари, — Ближе к концу он начал бредить. Последними словами твоего мужа, дитя, были:
«Отведите меня к жене».
Глава 23
ПОСЛЕДНИЙ «БЕГУН»
Шесть недель спустя, около полуночи, Ретт Батлер пробирался между подъемных мачт, подвод и грузчиков на верфях Уилмингтона, где одна за другой, нос к корме, стояли у причала «Банши», «Вперед» и «Веселая вдова». Потные рабочие перемещали, трелевали, поднимали и укладывали тюки хлопка на «блокадных бегунах». На юго-западе небо освещали вспышки — федералы добивали форт Фишер. Огни верфи отблескивали на черной реке.
Тунис Бонно, в темном костюме и капитанской фуражке, проверял декларацию судового груза, когда его окликнули:
— Капитан Бонно!
Тунис обернулся, и недовольная гримаса сменилась улыбкой.
— Ретт Батлер, будь я проклят!
Поблескивая очками в свете факела, Тунис сжал руку друга.
Из труб «бегуна» рядом валил черный дым. Тунис отдал декларацию матросу.
— Пусть мистер Кэмпбелл поднимает пары.
— Как думаешь, Фишер падет?
— У федералов много солдат и мощный флот. Может, форт отобьется, а может, и нет. Если мы останемся на рейде Уилмингтона, мое судно захватят.
— Слыхал о Джоне Хейнзе?
Тунис снял фуражку.
— Да, Руфи мне написала. Хороший был человек. За все время никому дурного не сделал.
— Там, у Франклина… — Голос Ретта прервался, но он кашлянул и продолжил: — У Франклина Джон хотел, чтобы все его люди сзади видели, что их офицер впереди… — Ретт глотнул. — Поэтому он насадил свою шляпу на саблю и размахивал ею над головой.
