Наутро дождь сорвал последние листья с деревьев и залил колеи. Текумсе больше не мог нести седока. Когда стемнело, они добрались до Пуласки, уже в Теннесси, где Розмари купила немного овса; жеребец едва к нему притронулся.
Джошуа спал в стойле рядом с конем.
Комнату в гостинице, где остановилась Розмари, не топили, но, сложив ветхое одеяло вдвое, ей все же удалось немного согреться. Молодой женщине снились Джон и Ретт июньским днем, когда солнце ярко светило: Ретт принес целые корзины с едой, на всех, а Текумсе пасся в высокой траве, щекотавшей ему брюхо.
Хотя из Пуласки ходили поезда, бледный полицейский не разрешил Розмари сесть.
— Мэм, не могу посадить вас на поезд, даже если бы у вас было разрешение, подписанное самим президентом Джефферсоном Дэвисом.
— Я приехала из Южной Каролины, чтобы повидать своего мужа в армии.
— Так издалека? «Кто найдет добродетельную жену? цена ее выше жемчугов; уверено в ней сердце мужа ее, и он не останется без прибытка; она воздает ему добром, а не злом, во все дни жизни своей»[39].
— Федералы убили мою дочь. Мег исполнилось бы в марте только шесть лет.
— Мэм, мне самому жаль влачить свое существование.
До войны я был семинаристом.
— Вы еще верите в Бога?
Молодой человек отвернулся.
— Думаю, просто привык.
Розмари, Джошуа и спотыкающийся Текумсе видели на дороге немало брошенного федералами снаряжения: артиллерийские повозки с застреленными прямо в упряжи лошадьми, перевернутые фургоны. На юг двигались колонны пленных федералов. На них были надеты лохмотья конфедератов, а те, кто их охранял, переоделись в теплые синие мундиры пленных.
В Колумбии Розмари купила себе с Джошуа кукурузных лепешек и фасоли.
Вечером того дня, по дороге к городку Франклин, Розмари услышала далекий гром, будто тысяча фургонов грохотала но деревянному мосту.
— Сражаются.
— Не должны сражаться, ведь федералы бегут. Зачем сражаться?
— А сражаются.
Небо становилось все темнее, а грохот — громче; теперь различались отдельные взрывы. Погонщики свернули на обочину, чтобы пропустить бегущих конфедератов.
Навстречу Розмари и Джошуа катилась волна госпитальных телег, дезертиров с перекошенными лицами, ходячих раненых. Офицеры-полицейские ругались и плашмя били бегущих дезертиров саблями. Те уворачивались, шли в обход полем, но все равно двигались на юг.
Морозный Млечный Путь протянулся по небу до самого горизонта, где тонул в красноватом пушечном дыму.
— Я — жена капитана Хейнза. Из части генерала Шталя. Сэр, вы не знаете моего мужа?
— Простите, мэм.
Стрельба прекратилась.
— А мой брат, Ретт Батлер, у генерала Форреста. Вы знаете Ретта Батлера?
— Мэм, я служил под командованием генерала Бейтса.
Джошуа остановился на обочине и снял шляпу.
— Мисс Розмари, конь больше не может идти.
Текумсе стоял, широко расставив ноги и опустив голову.
— Мы с ним немало прошли вместе с вами и мистером Джоном, — сказал Джошуа. — Но дальше не пойдем.
Розмари двинулась дальше в звездную ночь одна.
Там, где сражались две великие армии, теперь мерцали тусклые огни ламп — кто-то ходил с ними по полю. Местами на холмистой равнине горели костры. В воздухе пахло словно жженым перцем и кровью — Розмари чувствовала ее густой, кисловато-солоноватый привкус.
Лица мужчин, помогающих раненым, были черны от пороховой гари.
— Мой муж в бригаде генерала Шталя, — обратилась к ним Розмари.
У молоденького санитара белки глаз сверкали словно у менестреля, намазавшего лицо ваксой.
— Мэм, боюсь, генерал Шталь убит. Они стояли в самом центре, между домом и хлопкочесальной машиной.
Рассвет притушил огни фонарей и костров. Раненые просили пить. Землю покрывала изморозь.
Розмари попыталась остановить кровотечение одному офицеру, перетянув ремнем бедро выше рваной раны. Лужица уже вытекшей крови подернулась льдом. Офицер дернулся, втянул в себя воздух и умер.
Встало солнце. Из Франклина подошли жители, помочь и ужаснуться открывшейся картине.
Как Джон Хейнз был одет? Был ли он по-прежнему крепким мужчиной? Может, он отрастил бороду? Розмари узнала бы мужа сразу — по походке или манере держать голову, но в груде мертвых тел отличить одного человека от другого не могла.
На пригорке, перед брошенными окопами федералов, лежало еще больше убитых.
Раненый юноша приподнялся на локте.
— У меня нет воды, — сказала Розмари, — мне очень жаль.
На лицах убитых застыло разное выражение: мрачное, решительное, а у кого-то даже веселое, будто они смеялись над какой-то шуткой. Три солдата стояли на коленях возле погибшего товарища и плакали.
Другому молодому раненому она сказала:
Скоро тебе помогут. А у меня нет воды. Прости.
Мимо прошли санитары с носилками.
— Я ищу мужа. Можно, я подниму тряпицу с лица и посмотрю?
Перед бруствером федералов было ощетинившееся пиками укрепление, на котором в разных позах тоже застыли люди. Пожилая женщина спросила, не видела ли Розмари ее внука, Дэна Аллана Раша.
— Мы назвали его Дэн Аллан, потому что и отца звали Дэном.
— Простите, матушка, я не видела вашего внука. Я ищу мужа. Капитана Джона Хейнза.
— Внучек был такой жизнерадостный… — Женщина улыбнулась, — Говорят, он тут полег где-то.
Два всадника двигались вдоль бруствера.
Розмари изо всех сил замахала им.
— О, слава богу! Ретт! Ретт!
Всадники подскакали, брат спешился и обнял ее.
— Розмари! О Розмари! Как бы я хотел, чтобы ты ничего этого не видела!
— Ретт! Слава богу! Дорогой брат, ты жив!
Мундир Ретта был порван и в грязи, но брат оказался не ранен. Милостивы небеса!
— Я не нашла Джона. Ретт, ты знаешь, где он? — спросила Розмари, отбрасывая волосы от лица, — Может быть, он ранен…
— Да, может быть.
— Скорее всего, убит, — добавил его спутник, сплюнув струю табачной жижи.
— Заткнись, Арчи, — сказал Ретт.
Деревянная нога человека с дубленым лицом, сопровождавшего брата, упиралась в импровизированную петлю.
У него были плохие зубы бедняка и неулыбчивые губы человека, побывавшего в переделках.
Ретт покачал головой.
— Розмари, хуже этого я ничего не видел.
— Значит, вы не бывали в наших тюрьмах, — вставил его спутник.
— Арчи, поезжай на позиции федералов, — показал рукой направление Ретт, — и собери все магазинные винтовки, что найдешь.
Когда Арчи ускакал, Ретт произнес:
