Они едва передвигали ноги, но так и будут идти, пока не рухнут без сил. Для некоторых это станет избавлением.
Мальчик-солдат плелся в самом хвосте. Скорее всего, когда у них еще оставались барабаны, он был барабанщиком, но теперь стало проще достать ружье, чем барабан. И это ружье мальчик волочил за собой в пыли.
Вот он остановился, пошатнувшись, и упал вниз лицом.
Не произнеся ни единого слова, от группы отделились двое мужчин. Один, чья черная борода, казалось, была самой плотной частью тела, отдал оба ружья — свое и мальчика — второму. А сам взвалил мальчика на плечи и зашагал дальше.
Ретт Батлер снял шляпу.
Когда последний солдат завернул за угол, Ретт хлестнул лошадь и двинулся вперед.
Горящий город втягивал воздух в свои огромные легкие. Кругом лопались от жара стекла окон, усыпая улицы закопченными осколками.
Скарлетт воскликнула:
— Бога ради, Ретт! Вы сошли с ума? Быстрее! Быстрее!
Присси закричала.
Со стропил взвивались языки пламени, густой дым струился от кровель. Жар опалял лица и слепил глаза. Ретт подхлестывал лошадь, хотя та и сама бежала рысью, подгоняемая страхом. Волны жара обрушивали кирпичи и доски на мостовую, и Уэйд каждый раз пронзительно вскрикивал.
Некогда это пекло было городом, где обычные люди отправлялись по утрам на работу, где печатались газеты, где проповедники читали проповеди, банкиры занимались своими банками, а бакалейщики торговали в лавках.
Но вот, свернув на боковую улочку, они почувствовали, что стало прохладнее. Пожар остался позади. Вопли Уэйда сменились приглушенными рыданиями.
На окраине города дома стояли дальше один от другого, дорогу окаймляли вязы. Их листва шуршала на ветру, который тянул на себя пожар. Город полыхал теперь у них за спиной.
Ретт натянул поводья.
— Спешите, Ретт. Не останавливайтесь.
— Пусть бедное животное передохнет.
Пот высыхал на прохладном ветерке.
Ретт Батлер страшно устал. Он выполнил обещанное. Больше он ей не нужен. И никогда не был нужен. Ретт спросил Скарлетт, узнает ли она местность.
— О да. Тут недалеко есть проселочная дорога, что отходит от главной дороги на Джонсборо и петляет несколько миль. Мы с отцом по ней не раз ездили. Она ведет к дому Макинтошей, это всего в миле от Тары.
Ретт вгляделся в лицо женщины. Скарлетт всеми силами души стремилась в Тару. Воплощенное стремление. Они с ним были так похожи, но Скарлетт не знала этого и никогда не узнает.
Некоторые мужчины могли любить безответно. Как Ретт им завидовал.
Тепло ее тела рядом… Ретт чувствовал, как бьется ее сердце.
И тут будто что-то внутри оборвалось. Напряжение спало. Он так устал, будто они несколько часов занимались любовью.
Тот барабанщик никак не мог быть старше двенадцати. Ему бы скользить сейчас по реке в тумане и высматривать болотных черепах на отмелях.
Ретт велел Скарлетт двигаться в Тару без него. У нее теперь есть лошадь и повозка, дорогу она знает. А он примкнет к армии.
— Зачем вы меня так пугаете, я готова вас просто задушить! Поедем дальше.
— Я не шучу, дорогая. Где же ваш патриотизм, ваша любовь к нашему Славному Делу?
— О Ретт, — сказала она, — как ты можешь? Отчего ты бросаешь меня?
Слишком мало и слишком поздно.
Ретт Кершо Батлер обнял Скарлетт О'Хара Гамильтон и поцеловал. Ее губы растаяли и отозвались на поцелуй.
Забыть ее он не сможет никогда.
И Ретт спрыгнул с облучка в придорожную тьму.
Той осенью, когда призывы к жителям менее пострадавших частей Конфедерации поделиться продовольствием не увенчались успехом, на рынке Чарльстона стало нечем торговать и он закрылся. Розмари возвращалась пешком по усыпанным щебнем улицам, а войдя в дом через переднюю дверь, которую она больше не заботилась запирать, села в комнате напротив любимого кресла Джона. Затем сняла с каминной полки единственное украшение — серебряную вазу в форме бутона — и принялась полировать.
На следующее утро солдат, получивший отпуск по болезни, доставил письмо от мужа. Джон весьма неплохо для его лет справлялся со службой и был повышен в чине. Теперь к нему следует обращаться «капитан Хейнз». Правду сказать, генерал Шталь повысил его лишь потому, что других достойных кандидатов не было.
Далее Джон писал:
Генералу Форресту понравился Ретт, и он хотел дать ему офицерскую должность. Когда же твой брат отклонил эту честь, яростный Форрест немало удивился. Я вижу Ретта каждый раз, когда кавалеристы останавливаются в лагере. Он в прекрасном расположении духа и обрел спутника: некоего Арчи Флитта, который следует за ним повсюду, как черный пес. Флитт — бывший заключенный, добровольно вступивший в армию и потому досрочно освобожденный из тюрьмы. Несмотря на его преданность Ретту, тот не испытывает к нему особого доверия.
После падения Атланты мы двинулись на север. Генерал Худ рассчитывал отрезать Шермана от снабжения и выкурить его из Атланты. Увы, Худ неверно оценил возможные действия Шермана: тот сжег развалины Атланты и быстро двинулся в противоположном направлении. На марше через Джорджию он столь же методично уничтожает железные дороги с востока на запад, как поступал с нашими путями сообщения с севера на юг. Когда дело будет завершено, мы с тобою, сердце мое, окажемся отрезаны друг от друга бог знает на сколько. Прошу тебя, Розмари, приезжай ко мне. На случай твоего согласия друг Ретта Руфус Буллок телеграфировал для тебя разрешение на проезд.
Я прекрасно пойму, если ты не захочешь подвергать себя трудностям такого утомительного и, возможно, небезопасного путешествия, но буду очень рад увидеть тебя. Нам нужно столько наверстать, о стольком поговорить. Крошка Мег живет в наших сердцах. Милая Розмари, мне очень тебя не хватает, я даже не думал, что так сильно буду скучать. Нас разлучила моя беспочвенная ревность. Я сам виноват и ни в чем тебя не упрекаю. Прошу, приезжай.
Твой любящий муж Джон.
Розмари заметалась по комнатам, вытаскивая одежду из ящиков и шифоньеров. Она уложила уже два маленьких и большой чемодан, потом села и расхохоталась, закрыв лицо руками. Ну не глупая ли!
Тогда она упаковала лишь самое необходимое в саквояж, взяв единственное украшение — филигранную розово-золотую брошь. Теперь она не могла припомнить, отчего недолюбливала эту брошь раньше.
На вокзале Розмари забрала разрешение на проезд и села в поезд, направлявшийся в Саванну, а на следующее утро, в Саванне, пересела на поезд в Центральную Джорджию, который к полудню следующего дня осторожно въехал в Мэкон.
