Глупец. Какой же он глупец! Следовало давно покинуть этот город, с трех сторон осажденный огромной армией, теперь сжимавшей тиски. В Атланте его совершенно ничего не держало.
Кроме Скарлетт О'Хары.
Питтипэт с Питером эвакуировались, но Скарлетт осталась с Мелани Уилкс, которая, родив сына, страшно обессилела.
Следовало уехать в Лондон.
Или в Новый Орлеан, где он не был с той поры, как отвез Тэзвелла Уотлинга к иезуитам.
Несколько раз — в марте, мае и дважды в июле — он даже принимался собирать вещи.
А потом вспоминал длинную шею Скарлетт — такую гордую и такую уязвимую. Или аромат — как пахло ее тело, а не духи. А раз вернулся, вспомнив, как смело она вздергивала подбородок.
Со времен работы на рисовых полях отца Ретт не чувствовал себя столь беспомощным.
В это время за пределами города у Пичтри-Крик и Эзра-Чёрч генерал Худ бросил остатки измученных и усталых конфедератов на откормленных и отдохнувших федералов, которые скосили их без труда. Обстрел Атланты прекратился, огонь перенесли на левый фланг Худа, где федералы прорвались к железной дороге Атланта-Вест-Пойнт и повели наступление на Джонсборо, чей захват решил бы битву — с его падением последняя железная дорога, «Мэкон и Вестерн», оказалась бы перерезанной, и Худ окончательно лишился бы поставок.
По Мариетта-стрит одна за другой тянулись кареты «скорой помощи» с раздвинутыми занавесками, чтобы лучше проветривалось. Рядом с каретами бежали мальчишки и отгоняли от раненых мух.
Каждые полчаса в салун поступали новые слухи: «Фланговая атака Клебурна захлебнулась!», «У меня кузен в штабе Брауна. И он говорит, что Брауну не выстоять».
К трем часам дня игроки делали ставки четыре к одному против Худа.
Ретт Батлер сидел за столом в одиночестве.
Сочтя атаку Шермана на Джонсборо отвлекающим маневром, генерал Худ отвел армию в город. Тридцать тысяч солдат, спотыкаясь, двинулись по Декатур-стрит. Пыль из-под их сапог оседала на стеклах окон.
В салуне в тот вечер кипело лихорадочное веселье. Даже те, кто обычно держался серьезно, просто сыпали шутками, а баптисты, не бравшие в рот ни капли, едва держались на ногах. Вскоре после полуночи высокая женщина в трауре села подле запыленного окна, распустила длинные волосы и зарыдала.
Хотя за остальными столами было не протолкнуться, а у стойки бара люди вообще стояли в три ряда, Ретт Батлер по-прежнему в полном одиночестве играл в солитер: черный валет на красную даму, черная дама на красного короля. Что, черт подери, он делает в этом городе?
Через какое-то время Ретт вышел на улицу, где занялось кристально чистое утро. Певчие птицы заливались трелями. Стервятники пока отдыхали; им предстоял беспокойный денек.
Грязные, измученные солдаты Худа спали на крылечках домов и прямо на тротуарах. Ретт потер щеки. Неплохо бы побриться.
Гостиная «Красной Шапочки» вся была забросана пустыми стаканами и бутылками. Диванчик перевернут, обеих мраморных Венер нигде не видать.
— Доброе утро, Макбет.
У Макбета под покрасневшими глазами набрякли мешки, щеку пересекала ссадина.
— Нелегкая ночка? — осведомился Ретт.
Вышибала дотронулся до щеки.
— Все просто умом тронулись!
Плита на кухне еще не остыла, и Ретт налил горячей воды для бритья.
Затем поднялся к себе наверх. Пустой стол, открытый пустой сейф. Все, что следовало сжечь, давно сожжено, а что следовало спрятать — закопано. Ретт Батлер был свободен как птица.
Он сел за стол и выдвинул ящик: ручки, бумага, чернила, пресс-папье. Они могли принадлежать кому угодно.
Что он тут делает?
Господи Иисусе! Что же любовь с ним сотворила!
В четыре часа пополудни пушки федералов заговорили под Джонсборо, Худ поддался на уловку. Армия Конфедерации отошла от места удара.
Под рокот отдаленной канонады Ретт Батлер пришел, как обычно, в салун и открыл новую колоду карт.
Под Джонсборо федералов было впятеро больше числом, чем южан. Последняя железная дорога на Атланту — «Мэкон и Вестерн» — попала в руки Шермана.
— Худ отступает! Армия бежит!
— Тем, кто не желает жить под пятой у янки, лучше поскорее выбираться из Атланты.
Какие-то люди забегали в салун, кто-то выскакивал наружу. Ретт положил черную девятку на красную десятку.
Зашла Красотка Уотлинг. Она уже давно пила.
— О, Ретт. Что мне делать? Федералы…
— Ничего тебе не надо делать, — Ретт налил Красотке еще. — Янки тебя не съедят. Просто не выпускай девушек на улицу пару деньков. А потом подними плату вдвое.
— Ретт, ты всегда был так добр… можно мне с тобой?
Длинные пальцы Ретта разделили колоду надвое и перемешали.
— Отчего ты думаешь, что я куда-то собираюсь податься?
— О, не знаю, Ретт, ничего я не знаю! — Красотка разрыдалась, — Богом молю, возьми меня с собой!
Батлер протянул ей платок. Красотка высморкалась и принялась извиняться за то, что доставляет ему хлопоты.
К столику подошел бармен.
— Капитан Батлер, там снаружи чернокожая девка, ревмя ревет и требует вас. Говорит, очень важно.
На улице колонны солдат обтекали плачущую в голос служанку, Присси.
— Кэп Батлер, кэп Батлер. Вы мисс Скарлетт очень нужны. Ей и мисс Мелли, просто очень. Пойдемте, мне без вас никак нельзя возвращаться.
— Заходи в дом, Присси, и объясни толком.
Но девушка решительно покачала головой.
— Нет, сэр. Я и близко в этот салун не зайду. У дьявола длинные руки. А мисс Скарлетт эвакуируется и просит ваш экипаж.
— И лошадь, и повозку конфисковали. Вряд ли во всем городе удастся отыскать другую.
— О господи, кэп Батлер. Если и у вас конфисковали, то что же нам делать? Мисс Мелли совсем больна. И малыш тоже. А еще мисс Скарлетт с маленьким Уэйдом. Что же делать?
Душа Ретта воспряла, словно дремавший на солнце кот. По жилам заструилась кровь. Лицо осветила победная улыбка, которую Ретт поспешил скрыть. Он нужен Скарлетт.
— Пожалуйста, кэп Батлер!
— Отправляйся назад к мисс Скарлетт. Скажи ей, что я иду, Присси. И не медли.
В комнате наверху Красотка Уотлинг все так же сидела, мрачно глядя в пустой стакан.
— Верно, не стоит и спрашивать, кому ты понадобился. Куда ты сейчас направляешься, тоже ясно.
— Дорогая Красотка, — мягко сказал Ретт, — Иди домой. Ты нужна девушкам.
Экипаж, который удалось Ретту украсть, представлял собой жалкое зрелище: старая кобыла с распухшими бабками едва тянула фургон, готовый в любую минуту рассыпаться.
Зато колеса крутились.
