— Мы не замедлим зайти к ней, чтобы поддержать и полечить, — пообещала королева-мать, и многообещающий тон ее сулил довольно горькие лекарства.
Затем она отправила госпожу де Мотвиль к королю с просьбой навестить ее, когда у него будет свободное время.
В глубине души Анна Австрийская была даже довольна, что ей, наконец представился случай немного образумить безрассудную, кипящую избытком сил молодежь, которая того и гляди оставит на обочине своей бурной жизни и ее, и королеву-невестку. Она не сомневалась в привязанности сыновей, но прекрасно понимала, что из-за плохого самочувствия[31] не представляет большой привлекательности для двора, жадного до веселья и развлечений.
Король навестил мать, выслушал все, что она хотела ему сказать, и отправился… к Мадам. Разумеется, она ждала его. Зрелище, открывшееся взору короля, мгновенно излечило его от дурного настроения, с каким он вышел от матери. Мадам была само совершенство, томно возлежа среди беспорядка белоснежных простынь в батистовой гофрированной рубашке с голубыми бантами, точно такими же, какими были перехвачены ее каштановые волосы, слишком блестящие для больной. Ее чудные синие глаза были полуприкрыты, след слезы виднелся на нежной щеке. Она слушала Изабель, которая, сидя на верхней ступеньке лестницы, что вела к кровати, напевала вполголоса песенку, аккомпанируя себе на гитаре с бантом на грифе.
Изабель успела вовремя встать, иначе ей бы не избежать столкновения с королем, который в порыве чувств, мало похожих на братские, спешил вверх, торопясь встать на колени перед кроватью и завладеть маленькой белой ручкой. Вполне возможно, он стоял бы на юбке Изабель.
— Боже мой! Генриетта! Неужели вы заболели? Какая жалость! Простите, госпожа де Шатильон, я вас не заметил!
«А вот это уж неправда! — подумала про себя Изабель. — Хотя, если подумать, может быть, так и есть. Король влюблен до такой степени, что не заметил бы даже слона, сиди он на моем месте!»
Но больше она не услышала ни слова. Мадам слегка приподнялась, и головы сблизились так тесно, и говорили молодые люди так тихо, что нужно было разве что просунуться между ними, чтобы разобрать, что они говорили. Возвращение в покои принцессы де Монако ничего не изменило. Принцесса вопросительно посмотрела на Изабель, герцогиня в ответ недоуменно пожала плечами и тоже с вопросом показала подбородком на дверь. Дамы приготовились покинуть покои, но тут Мадам подняла голову и сказала:
— Его Величество желает поговорить со мной об очень важных вещах, и я прошу вас нас оставить. Вернетесь позже.
Дамы повиновались, сделав без единого слова реверансы, но едва сдерживая желание рассмеяться. Изабель могла поклясться, что король без промедления обнимет невестку и приникнет к ее устам жарким поцелуем, ничуть не похожим на родственное изъявление чувств.
— Вот где истинная отвага! — тихонько проговорила принцесса. — Похоже, король совсем не боится заразиться!
Уединение их длилось недолго. Не прошло и двух-трех минут, как король вышел и, обратившись к придворным дамам и фрейлинам, объявил, что придет за новостями о здоровье принцессы к вечеру, а пока заберет с собой Месье на охоту.
— Бедный Месье, — посочувствовала мадемуазель де Тонне-Шарант со смехом. — Разве наш король не знает, что его брат терпеть не может охоты, находя это занятие слишком грубым для своей нежной натуры! Готова поспорить, что сегодня вечером все в замке будут спать как убитые!
В замке на целый день воцарилась удивительная тишина. Единственная, кто с восторгом последовала бы за королем на охоту, была маленькая королева. Великолепная наездница, она обожала охоту, но как раз это развлечение было ей запрещено, так как она находилась «в ожидании».
Тем не менее ей было гораздо приятнее знать, что ее супруг охотится в лесу с братом, чем катается на лодке с женой брата, и она мирно провела этот день в своих покоях, наслаждаясь горячим шоколадом и ароматом ладана, который ее успокаивал. После охоты Людовик заглянул к Мадам и поговорил с ней, потом поужинал и, сославшись на усталость, отменил все назначенные на вечер развлечения, после чего все ночное время посвятил жене. Можно себе представить, в каком упоении находилась Мария-Терезия.
На следующее утро для Изабель стало совершенно очевидным, что после этой почти что монашеской ночи при дворе всерьез что-то изменилось. Но что? Дело, быть может, касалось всего лишь атмосферы, потому что она стала несравненно легче. Мадам совершенно выздоровела и светилась превосходным настроением. Королева-мать снова улыбалась, маленькая королева тоже. Подумать только, целая ночь! Даже брюзга Месье благосклонно посматривал на окружающих, готовясь отдаться любимому занятию: начать репетиции балета, который только что закончили Бенсерад и Люлли. Балет был написан по заказу короля и прославлял утехи Фонтенбло, назывался он «Балет времен года», и все придворные горели желанием получить в нем роль.
Главные роли, разумеется, получили Мадам и король. После выступления пастушек и танца фавнов Генриетта должна была появиться в образе Дианы, окруженной нимфами, в которых преобразятся ее фрейлины. Месье изображал осень и танцевал вместе со своими придворными танец сбора винограда, исключив из виноградарей де Гиша. После осени наступала зима. А затем в чудесных декорациях появлялась Весна, то есть король, туман рассеивался, и все вокруг расцветало.
Изабель и в свои тридцать четыре года продолжала сиять красотой, но принять участие в спектакле отказалась. Танцевать она любила по-прежнему, но балеты ей были уже не по возрасту, она чувствовала себя куда уютнее в кружке королевы и в обществе друзей, Конде и других.
Наблюдая за происходящим вокруг, Изабель не могла себе не признаться, что ее все-таки кое-что интригует.
Подготовка спектакля, репетиции были поводом для частых встреч между исполнителями. Король оставался по-прежнему галантен со своей невесткой, но гораздо охотнее беседовал с нимфами, которые составляли ее кортеж, выделяя среди них самую скромную и сдержанную девушку, которая довольствовалась в балете статичной ролью, так как легкая хромота мешала ей исполнять антраша и другие хореографические фигуры. Среди фрейлин ее выделяли серебристо-светлые волосы и красивые голубые глаза. Она была застенчива, нежна, знаки внимания короля ее очень смущали. Звали ее Луиза де Лавальер.
Мадам же позволяла ухаживать за собой не одному молодому человеку. Все это вместе заставило задуматься Изабель. Самым странным для нее было то, что Мадам не выказывала ни малейшего недовольства, видя, что ее место заняла одна из фрейлин, причем самая скромная и по титулу, и по внешности. Мадам, казалось, вообще не обратила на новую привязанность короля никакого внимания.
