Убби отскочил от него и начал подгонять детей, подбирать их вещи, необходимые, если придется надолго застрять в доме Гайды.
Глаза Селика настороженно оглядывали большую комнату. Неожиданно он заметил Адама, потихоньку скользившего к выходу. Однако прежде, чем он сумел удрать, Селик схватил его за пояс и поднял маленькое брыкающееся тело в воздух.
— Каково тебе, безмозглый комар? Не ты ли ругал меня грязными словами, когда я был крепко связан?
— Нет, — дерзко соврал Адам, махая руками как ветряная мельница, и стараясь достать кулаками до плеч Селика. — Ты принял меня за другого. Я — беспомощный сирота и только, как мог, заботился о моей бедной сестричке.
— Беспомощный? Ха! Думаю, ты никогда не был беспомощным, даже в тот день, когда вылез, пищащий, из лона матери.
Селик опустился на скамью, положил Адама на колено и быстро шлепнул его по заду. Потом посадил его на пол перед собой, крепко держа за плечи.
Адам плюнул ему в лицо.
Селик только тряхнул головой, удивленный такой смелостью.
— Твоя гордыня, щенок, делает из тебя дурака. Учись правильно выбирать противника.
Он сжал зубы и, вновь положив Адама себе на колено, шлепнул его пять раз, с каждым разом сильнее. Когда мальчик опять стоял перед ним, его глаза были полны слез и губы дрожали. Зная Адама, легко было понять, что его гордость пострадала больше, чем зад.
— Понял теперь? — потребовал ответа Селик.
Адам медлил, обдумывая, по-видимому, очередной бунт, но в конце концов кивнул.
— Сейчас иди с Убби и позаботься о других детях. — Селик подтолкнул Адама к смотревшим на них во все глаза малышам и подросткам. — Убби нужен хороший помощник.
Сначала Адам не понял. Когда же до него дошло, что его похвалили, он шаловливо усмехнулся и важно зашагал прочь, на ходу отдавая первые распоряжения.
Селик закрыл дверь и повернулся к Рейн.
— Иди наверх.
Рейн всматривалась в бесстрастное лицо Селика, стараясь понять, что он задумал, и надеясь как-то его смягчить. Безрезультатно.
С тупым смирением она шагала со ступеньки на ступеньку наверх, слыша, как Селик меряет шагами комнату внизу. Что он собирается с ней сделать? Пока что она решила убрать с ложа сено, под которым прятались Селик и Адела.
Закончив уборку, она села на шкуры и стала ждать. Что он сделает с ней? Как отомстит за свое заточение?
Прошло совсем немного времени, прежде чем она это узнала.
— Снимай все, — приказал Селик, когда поднялся наверх.
— Зачем?
— Не спрашивай, женщина. Делай, что я говорю. И быстро.
Рейн неохотно сняла тунику и брюки. Она колебалась, не зная, снимать или не снимать бюстгальтер и трусики.
— Все, — резко бросил Селик.
Она стояла перед ним обнаженная, со склоненной от стыда головой, в одном лишь янтарном ожерелье.
— Бусинки оставь, — хрипло проговорил он.
Рейн подняла голову, но он уже отвернулся от нее и через плечо скомандовал:
— Ложись.
С ужасом она подчинилась его приказу. Он медленно, не отрывая глаз от ее тела, подходил к ложу. Когда он коснулся веревки, все еще привязанной к ложу, она уже знала, что он будет делать.
— Нет, Селик, пожалуйста, не надо. У меня была серьезная причина. Я не хотела, чтобы ты погиб.
Не обращая внимания на ее мольбы, он привязал ее к четырем углам и, сидя на краю постели, долго смотрел на нее, а потом с преувеличенной заботливостью спросил:
— Тебе нравится так лежать?
Рейн вспыхнула и моргнула, смахивая слезы, туманившие ей глаза.
— Это унизительно.
— Ты права, — холодно подтвердил он. — Хоть в чем-то мы, наконец, сходимся.
Он встал, собираясь уйти, но Рейн окликнула его, поняв, что он хочет оставить ее одну.
— Селик, мне холодно.
Поднялся ветер, и вдалеке послышался удар грома, предвещавший приближение бури.
— Это ненадолго, — сообщил он ей насмешливо, но все же укрыл ее меховым плащом. — Отдыхай, ангел. Тебе это пригодится.
Селик отсутствовал так долго, что Рейн задремала. Когда же она проснулась от холода, снаружи шумела буря, сотрясая балки сарая, и опять шел дождь. Хотя она поднялась наверх вскоре после полудня, было уже темно. Только ложе освещало яркое пламя окружавших его свечей.
Она лежала обнаженная.
Рейн поискала глазами Селика. Он сидел на скамье у края освещенного круга, небрежно вытянув перед собой длинные ноги и скрестив на груди руки, похожий на хищника, ожидающего своего часа, но в неровном свете Рейн не могла разглядеть выражение его лица.
— Скажи мне, — спросил он ровным голосом, когда понял, что она проснулась, — почему ты меня предала?
Рейн вздрогнула, как от удара, но ответила:
— Я никогда не предавала тебя, Селик. Я хотела защитить тебя.
Она рассказала ему, что ей говорили Гайда и Элла, и почему она почувствовала необходимость решительных действий.
— Ты пойдешь за Стивеном Грейвли? Бросишь меня ради него?
Он медленно покачал головой.
— Нет. Пока ты спала, я получил известие от верных людей в Йорвике. Стивена видели в Лондоне садящимся на корабль.
Рейн с облегчением вздохнула.
— Не думай, что ты остановила меня своим предательским поступком. Ты только задержала меня. Я еще буду преследовать Стивена.
— Селик, пожалуйста, постарайся понять. Я люблю тебя. Я боялась…
— Нет, — прервал он ее, — любовь не должна делать мужчину слабым. Неужели ты считаешь, что я не могу противостоять даже такому дьявольски ничтожному воину, как Стивен из Грейвли?
— Все не так. Гайда сказала мне…
— Перестань обвинять других. Ты и ты одна решила дать мне сонное зелье и запереть меня тут. Ты решила поиграть в мужчину и определить за меня мою судьбу. Как ты посмела? Как ты посмела?
— Извини меня, — сказала она тихо.
— И не думай смягчить меня слезами. Я обещаю тебе, что не сдвинусь с места.
Рейн безудержно рыдала. Слезы текли по ее лицу, жгли ей кожу, касаясь кровоподтеков и ушибленного носа. Она знала, что выглядит безобразно. Одна сторона лица, вероятно, красная, нос раздут… О Боже, о чем она только думает…
Селик тихо подошел к ложу и сел на край. Нагнувшись, он взял с пола небольшой глиняный кувшинчик и, сунув внутрь палец, стал смазывать вонючей мазью синяки на ее руках. Боль почти сразу утихла, потом совсем исчезла.
— Что это?
— Лошадиная мазь.
Рейн чуть не задохнулась от ужасной вони, напомнившей ей запах лимбургского сыра.
— Это варево придумано Убби, — с невеселой улыбкой сказал Селик, понимая, как ей неприятно, но не сомневаясь, что оно облегчит боль. — Запах исчезает почти мгновенно.
Льняной тряпкой он вытер кровь и слезы с ее лица, потом все-таки намазал щеку.
Она подумала, что можно было бы избавиться от противного запаха, заткнув ноздри.
