Вилфрид и Сигурд совершенно ничего не замечали.
— А король или витан ничего не могут сделать?
— Я пытался говорить об этом, когда встречался с Эдмундом, но он сказал, что я должен доказать злодейства Грейвли — не просто свидетельством крестьянина, — если хочу, чтобы против него выступил витан.
— А Грейвли никогда не оставляет улик, — закончил за него Сигурд.
— Я послал за несколькими рыцарями из йомсвикингов, старыми друзьями моего отца, чтобы они помогли нам охранять замок, пока мы не поймаем Стивена. Жду их уже несколько недель, но они все не едут; так что люди, которыми мы располагаем, должны быть особенно усердными.
— А дополнительные люди, которых ты нанял в Йорке в свое постоянное войско?
— Они будут здесь через несколько дней, вместе с викингами, которых мой кузен Хаакон шлет из своих норвежских земель.
Идит изумилась этим новостям. Он не сказал ей, что послал за подкреплением. Но еще больше она изумлялась большой руке, прижавшейся к ее плоскому животу, длинным пальцам, которые пробирались к ее самым сокровенным местам. Когда он интимным жестом положил туда ладонь, она что-то пропищала, протестуя.
— Ты что-то сказала, миледи? — вежливо спросил ее Вилфрид.
— Нет, — выпалила она. — Просто меня донимает противный комар. — Она повернулась и взглянула через плечо на Эйрика.
Он одарил ее в ответ невинной улыбкой. И начал тереть ее потайной холмик сложенной в лодочку ладонью. Жар прихлынул ей к лицу и растекся по всему телу. Она чувствовала себя беспомощной и уязвимой, с ногами, широко раздвинутыми на массивной спине коня. А потом странная, набухающая боль начала пульсировать меж бедер под нежными, ритмичными прикосновениями.
— Ненавижу тебя, — тихо прошипела она.
— Может, я смогу это исправить, — шепнул он в ответ, и она поняла, что усовестить его нет никакой возможности.
— Давай посмотрим, насколько хорошей комедианткой ты сможешь быть теперь, моя леди из маскарада. — Он снова повернулся к Вилфриду. — Как я вижу, все эти западные поля засеяны новой пшеницей. — А его рука легла на ее бедро и задирала платье, пядь за пядью, пока край его не оказался у нее на коленях, обнажив голую кожу.
— Это работа твоей леди супруги, — сообщил Вилфрид Эйрику. — Спроси ее, как она донимала меня, чтобы я достал яровых семян, пока ты ездил по королевским делам.
Длинные пальцы Эйрика прошлись по гладкой коже на ее ляжках и погрузились в жаркую жидкость, которая удивительным образом собралась у нее между ног. Идит была готова соскочить с лошади, если бы левая рука Эйрика не прижималась к талии, удерживая ее в седле.
— Это верно, жена? — ласково поинтересовался он.
Она не могла отвечать и только кивнула. Теперь, когда закончился ее маскарад, все мужчины тайком постоянно поглядывали на нее.
— Эйрик, почему твоя жена все время краснеет от застенчивости? Ты знал прежде, что она у тебя такая скромная? — дразнил Вилфрид.
— Нет, не знал, — со смехом отвечал Эйрик. — Она обычно говорила мне, какой я болван и что я ничему не могу ее научить. Разве это не так, жена? — Его средний палец нашел чувствительное место на ее теле, о существовании которого она и не подозревала, доказав этим, что она тоже не все знает.
Красный туман застлал ее глаза, когда сладкая, почти болезненная жажда — чего? — стала разворачиваться из той точки, до которой он так нежно дотронулся. Новое и неожиданное тепло спиралью поднялось по телу. Она громко застонала.
— Миледи, — в один голос воскликнули Вилфрид и Сигурд. — Что случилось? Вам больно?
Эйрик убрал руку, и она почувствовала себя повисшей на краю исступления. Она обрадовалась, что он убрал пальцы, которые так ее мучили. И хотела, чтобы они вернулись назад.
— Просто у нее месячные, — бесстыдно солгал он.
Идит негодующе фыркнула и наклонила голову.
Если она когда-нибудь переживет эту пытку, то с огромным наслаждением убьет супруга, причем очень медленно.
— Почему бы вам обоим не поехать вперед с другими людьми? Только слишком не удаляйтесь, — заботливо предложил Эйрик. — А я отвезу миледи к тому ручью. Может, глоток воды освежит ее чувства, прежде чем мы последуем за вами.
«Уф, ох». Идит была не настолько одурманена похотливыми прикосновениями Эйрика и понимала, что она окажется еще в большей опасности, если они останутся одни.
— Нет, со мной уже все в порядке. Это была просто… судорога в животе, — поспешно сказала она.
Однако мужчины уже поскакали вперед, а Эйрик повернул к ручью, улыбаясь ей с дьявольским удовлетворением. Однако там он не остановился, пересек ручей и направил коня к уединенному месту на другом берегу. И лишь тогда проворно соскочил на землю и привязал поводья к маленькому дереву у воды.
Она стала опускать подол платья вниз, поскольку сзади уже не было Эйрика с его плащом, однако он протянул руку, останавливая ее.
— Нет, я хочу посмотреть на тебя, — хриплым голосом заявил он, и Идит теперь увидела, что не такой уж он холодный и сдержанный после своих ласк, каким казался только что. Его светлые глаза сверкали страстью, а твердые губы распухли и раскрылись от желания.
«О Господи».
Он рывком завел ее руки за спину, затем поднял подол платья до самой талии. Молча смотрел на потаенную женскую часть тела, блестевшую странной, похожей на росу влагой. Резко вздохнул, вероятно, в шоке от вульгарного вида.
Идит со стыдом наклонила голову, и горячая слеза скатилась по щеке и упала на его руку, лежавшую на ее голом бедре.
— Идит! Почему ты плачешь? — нежно воскликнул он, снял ее с коня и поставил перед собой. Положив палец ей под подбородок, поднял ее лицо и снова спросил пораженным тоном: — Почему ты плачешь?
Теперь слезы ручьем полились из ее глаз.
— Потому что мне стыдно.
— Чего? — удивился он. — Того, как я тебя трогал?
— Да, но не только этого… — Она замолчала, не в силах договорить свое постыдное признание.
Эйрик наклонил голову набок, и лицо его озарилось догадкой.
— Ох, Идит, в женской страсти нет ничего постыдного, особенно если она ее проявляет к законному супругу. Погляди, как мое тело кричит о моем желании к тебе, а ведь мне совсем не стыдно.
— Такая приятная вещь непременно должна быть грехом. И я оказалась такой же испорченной, как и ты, потому что другие женщины наверняка раструбили бы свою новость всему свету, если бы получали столько же… столько же… наслаждения от прикосновения мужчины. Милостивая Матерь Божия, от твоих дьявольских пальцев я теряю рассудок. Рассудок! Ох, я больше никогда не смогу быть хорошей хозяйкой замка, разумно вести свои торговые дела, если буду знать, что я еще слабее, чем любая другая женщина.
