– Я должен присутствовать на конгрессе европейских стран, – сказал он. – Французов следует больше опасаться, чем Якова, а так как и он сейчас во Франции, мы должны удвоить осторожность. Он слаб, но Франция сильна, и все те, кто против нее, должны объединиться. Мы обсудим это на конгрессе.
За несколько дней до его отъезда был обнаружен заговор. Это был предел безрассудства. Заговорщики обещали помочь отцу вернуться, если он даст торжественное обещание управлять Англией как протестантской страной. Он должен был собрать отряд во Франции, который помог бы ему произвести высадку на английском берегу. После этого французов следовало отправить обратно во Францию. А тогда его друзья в Англии поддержали бы его и помогли вернуть ему трон.
Было наивно с их стороны полагать, что отец сдержит такое обещание, даже если бы он его и дал.
Трое заговорщиков, лорд Престон, майор Эллиот и некий мистер Эштон, должны были обратиться к французам с таким предложением. Их действия возбудили подозрения, и, прежде чем их небольшое суденышко покинуло устье Темзы, его задержали и письма, адресованные отцу, были перехвачены.
В результате все трое оказались в Тауэре.
Уильям был доволен, что все это обнаружилось до его отъезда.
Но тут возникла еще одна проблема. Принц Георг выразил желание служить во флоте.
– Разве нельзя это ему позволить? – спросила я Уильяма.
Муж посмотрел на меня презрительно.
– Мы не можем обременять флот людьми, от которых нет толку.
– Но все же можно было бы найти ему какой-то пост?
– Это должен быть важный пост, подобающий его сану. В этом вся сложность. Вспомните Торрингтона.
– Торрингтон был способный человек. Ему просто не хватало судов.
– Способный человек преодолевает трудности.
– Для этого ему необходима удача. Торрингтону не повезло.
Уильям явно не желал обсуждать Торрингтона. Он был озабочен ситуацией с Георгом. Он презирал Георга, бывшего ему противоположностью; и он был твердо намерен не допускать его на службу. Как помешать ему? Что-то нужно сделать.
– Во флот он не пойдет. Это я решил окончательно. Но лучше было бы убедить его самого отказаться, чем запрещать ему.
– Запрещать? – воскликнула я.
Лицо Уильяма приняло ожесточенное выражение.
– Да, если это окажется необходимым. Во флоте должны служить лучшие. Неспособным там не место.
– Но кто убедит его?
– Анна, я думаю.
– Она не станет этого делать.
– Тогда вы убедите ее сделать это. Привлеките на свою сторону эту Черчилль. Я слышал, что вы умеете обращаться с людьми.
– Это будет нелегко.
– Иметь дело с дураками всегда трудно.
На следующий день он отбыл в Голландию.
Я беспокоилась, потому что была плохая погода, но он не пожелал откладывать свой отъезд. Ему было необходимо побывать в стране, где народ ведет себя благоразумно, где люди понимают его, а он их.
Бедный Уильям! Я подумала уже в который раз, насколько он был бы счастливее, если бы не его мечта о короне.
Утешительно было узнать, что он добрался благополучно, если не считать простуды. Голландцы тепло его приветствовали.
Передо мной была сложная задача убедить Георга, что флот не для него.
Я сделала несколько попыток поговорить с Анной, но каждый раз, когда я упоминала об этом, на лице Анны появлялось упрямое выражение.
– Значит, – сказала она, – ему не дадут никакой должности! Он обречен только спать, пить и сидеть без дела. Король обращается с ним пренебрежительно.
С Анной мне ничего не удалось. Единственно, что оставалось делать, это последовать совету Уильяма и заставить Сару убедить Анну.
С некоторыми опасениями я обратилась к Саре.
– Леди Мальборо, – сказала я, – я знаю, что вы имеете большое влияние на мою сестру, и поэтому я желаю поговорить с вами.
– Принцесса удостаивает меня своей дружбы, – отвечала Сара.
– Я знаю, что она всегда прислушивается к вам. Это очень деликатный вопрос. Принц Георг решил, что он может командовать флотом.
– Я слышала об этом, ваше величество.
– Но это невозможно, и я хочу, чтобы вы убедили принцессу, что это ему не подходит.
– О! – Сара с невинным видом широко раскрыла глаза.
Я попыталась использовать лесть, к которой Сара была, как мне известно, неравнодушна:
– Если кто-нибудь может убедить принцессу в разумности такого шага, так это только вы. А когда принцесса это поймет, она убедит принца. Это все, о чем я вас прошу, леди Мальборо.
Сара поколебалась какое-то мгновение, видимо прикидывая, как ей выгоднее поступить.
– Прошу прощения за мою откровенность, ваше величество, но я состою при принцессе Анне и считаю за честь мой долг служить ей. Я только могу ей передать, что, по вашему мнению, принцу не следует служить во флоте и вы просили меня убедить ее в этом. Я вынуждена буду сказать ей, что это ваше повеление, потому что я обязана сказать ей, откуда оно исходит. Я полагаю, ваше величество понимает меня.
– Я вас очень хорошо понимаю, леди Мальборо, – сказала я, поднимаясь.
Она тут же встала, так как не могла сидеть в моем присутствии, когда я сама была на ногах.
– Прошу вас, не говорите ничего принцессе, поскольку я вижу, что от этого не будет никакого проку.
Я оставила эту наглую женщину. Я поняла, что наш разговор принес больше вреда, чем пользы. Теперь придется отказать принцу Георгу напрямик, что и следовало сделать с самого начала.
* * *
Одной из моих неприятных обязанностей в это время было подписание смертного приговора. Мне было ужасно знать, что кто-то умер потому, что я написала свое имя на бумаге и приказала убить его.
Разумеется, я должна была повиноваться закону, и было трое заключенных, обвиняемых в измене. Это было тем тяжелее для меня, что измена заключалась в преданности моему отцу. Эстон, майор Эллиот и лорд Престон были схвачены с изобличающими их документами. Поэтому другого выхода не было. Они должны были умереть.
Это тяготило мою совесть. Я жалела, что Уильяма не было в это время. Он бы подписал приговор без колебаний. Он бы презирал меня за мою слабость.
Я много читала о моей предшественнице, королеве Елизавете, которой я восхищалась. Она обладала сильным характером и правила деспотично. Она говорила о своей гордой отваге и никогда бы не уступила мужчине частицу своей власти.
А я – владычица этого королевства – уступила преимущественное право мужу. Елизавета презирала бы меня, и, быть может, была бы права.
Я помнила, как она терзалась угрызениями совести, подписывая смертный приговор Марии Стюарт.
Эти трое изменников не были мне близки. Я их не знала, но тяготилась тем, что должна была сделать, и многое отдала бы, чтобы это бремя было с меня снято.
