Сердце Джорджетт бешено колотилось. Было очевидно: Джеймс хотел, чтобы она его поцеловала. Он просил ее об этом – нет, бросал ей вызов, заклиная ее воспользоваться шансом, которого она себя лишала.
И, видит Бог, ей очень этого хотелось. Хотелось больше всего на свете.
Заходящее солнце бросало оранжевые отблески на лицо Джеймса, высвечивало его косматую бороду, приобретавшую сейчас медный оттенок. Его зеленые глаза манили и завораживали. Губы же его… Казалось, они влекли еще сильнее, так что было невозможно устоять.
Джорджетт сказала себе, что должна контролировать свои действия, должна, подхватив юбки, бежать как можно быстрее и как можно дальше от этого лабиринта, где слишком легко укрыться от посторонних глаз. Бежать в безопасное место, туда, где ее жизнь будет простой и понятной, туда, где ее ждала вожделенная независимость.
К несчастью, она сказала себе все это слишком тихо. Потому что в то мгновение, когда губы ее коснулись его губ, она перестала прислушиваться к назойливым возражениям рассудка и забыла обо всем, погрузившись в чудесные ощущения.
На губах его был вкус корицы и яблок. Вероятно, он успел отведать угощение, которое пообещал мальчикам. Она провела языком по его губам, ощущая не только яблочную сладость, но и вкус его желания. Джорджетт никогда прежде не целовала мужчину вот так, склонившись над ним лежащим, чувствуя, как щекочет трава босые ноги. И никогда еще не ощущала такого восторга, такого кипения крови!
Что-то подсказывало ей, что не следовало торопить события: ведь они сейчас лежали в траве под закатом, словно юные любовники, не сознающие опасности возможных последствий, – но возражения здравого смысла блекли перед лицом требований плоти. Двадцать шесть лет она жила, не позволяя себе вольностей. Все, довольно! Пора себя побаловать.
Запустив пальцы в бороду Джеймса, Джорджетт с жаром его поцеловала. Воспоминания о том, как он касался ее в гостиничном номере сегодня днем, рассеяли все сомнения. Она не могла и не желала сдерживать свои порывы. Ей хотелось, чтобы он снова дотронулся до нее, как тогда. Хотелось, чтобы прижал руку к ее груди и завладел ее сердцем. Но он оставался неподвижным, предоставляя ей полную свободу действий.
Джорджетт подняла дрожащую руку и прикоснулась к своей груди, показывая, чего хочет. Она сама высвободила пуговицы из петелек и была вознаграждена его хриплым стоном. Чуть подумав, она спустила платье с одного плеча, потом – с другого.
Тут Джеймс наконец очнулся и помог ей спустить нижнюю рубашку. После чего снова затих. Джорджетт в испуге подумала, что она его разочаровала, оказалась не такой, как ему хотелось, но он накрыл ладонью ее обнаженную грудь и провел пальцем по отвердевшему соску.
– Знаешь, как ты красива? – спросил он осипшим голосом, с трудом оторвав взгляд от ее груди, чтобы заглянуть ей в глаза. И теперь она не сомневалась в том, что ему понравилось то, что он увидел.
А затем губы его накрыли ее сосок, и Джорджетт почувствовала, что теряет волю. Неведомые доселе ощущения пронзали ее горячими сладостными стрелами, и казалось, каждая клеточка ее тела подрагивала и звенела словно туго натянутая струна, а он был музыкантом, виртуозно игравшим на инструменте, в который она превратилась. Где-то в глубине ее горла рождался крик, и Джорджетт зажала рот ладонью в страхе обнаружить себя, боясь привлечь своим криком внимание посторонних. Ведь тогда Джеймс непременно остановился бы. И в тот же миг, словно догадавшись о ее опасениях, он отстранил руку Джорджетт и впился в ее губы поцелуем. А она прижалась к нему всем телом, представляя, что могла бы чувствовать, если бы соприкасались их обнаженные тела. Но даже сквозь одежду она чувствовала силу его желания – он был твердый как камень. И это не был умеренный интерес в общем-то безразличного к ней партнера – нет, было совершенно очевидно, что Джеймс страстно ее желал, что совсем не пугало Джорджетт, – напротив, сейчас ей хотелось, чтобы это продолжалось всю жизнь.
Пальцы ее судорожно сжались, вцепившись в волосы Джеймса, и она потянула его на себя, стремясь еще сильнее к нему прижаться.
И тут он вдруг застонал.
Но в этом его стоне не было наслаждения страсти, в нем звучала боль.
Джорджетт в растерянности отпрянула.
– В чем дело?
– Моя голова, – простонал Джеймс, стиснув зубы и крепко зажмурившись. – Осторожнее.
Джорджетт перевела взгляд на его волосы и увидела под ними свежие швы. В ужасе вскрикнув, она пробормотала:
– Ох, прости…
– Ничего страшного. – Он открыл глаза и едва заметно улыбнулся. – Просто кто-то слегка шлепнул меня по голове сегодня утром, вот и все.
– Не смешно, – буркнула Джорджетт и принялась поспешно застегивать пуговицы на лифе. Сначала она должна была привести в порядок себя, а затем уж сможет придумать, как привести в порядок его.
Теперь, когда страсть уже не так туманила голову, Джорджетт смогла хорошенько разглядеть рану Джеймса. Неужели она только что снова нанесла ему увечье? Нет, швы были на месте. Слава богу! Тяжело вздохнув, Джорджетт проговорила:
– Я утром сильно вас ударила. Вам не следовало и близко подпускать меня после того, что я сделала. – Она положила ладонь ему на грудь и машинально оперлась на нее, чтобы подняться.
Внезапно Джеймс снова застонал.
– И здесь тоже поосторожнее, – проскрипел он.
Джорджетт опустила взгляд на его сюртук и увидела пятно от засохшей крови. Увидев это пятно впервые, она решила, что кровь на сюртуке – результат все той же травмы головы. Но теперь она заметила, что ткань сюртука вспорота. Распахнув его, она увидела, что рубашка тоже вспорота. Осторожно ощупав это место, Джорджетт спросила:
– Это тоже я? – Она готова была от стыда сквозь землю провалиться.
– Нет. На меня напали сегодня днем. В городе…
– Что?! – Джорджетт в ужасе отпрянула, с тревогой заглядывая ему в глаза. – Где именно? – Она не знала, что и думать. Если верить Элси, Маккензи пользовался уважением у горожан. Кто же мог ненавидеть его так сильно? Кто пытался убить его средь бела дня?
Джеймс с трудом приподнялся и пробормотал:
– Возле лавки мясника. Я перестал об этом думать, когда нашел вас, но какое-то время мне казалось, что это вы пытались меня заколоть.
– Кто-то пытался вас убить?.. И вы думали, что это была я?
Джеймс кивнул и, сунув руку в карман сюртука, вытащил оттуда какой-то предмет.
– Вот этим. – Он показал Джорджетт орудие преступления. – Но как только я нашел вас, то понял, что это не могли быть вы. Если отбросить разницу в одежде, тот, кто напал на меня, был выше ростом. – Он ухмыльнулся и с явным одобрением во взгляде добавил: – И вы гораздо привлекательнее.
