Она печально покачала головой и пригладила упавшие ему на лоб волосы.
— А если бы тебя изуродовали? Или убили?
— Можно убиться, даже упав с лошади.
— У тебя больше нет лошади.
— Джульет, мне нужна твоя поддержка, а не осуждение. Разве ты не понимаешь, как это важно для меня?! — воскликнул он, нежно целуя ее пальцы. — Впервые в жизни я действительно заработал деньги, а не получил их от кого-то. Я, ленивый, бесполезный, непутевый Гарет, действительно заработал деньги!
— Перестань! — сердито бросила она, но в глазах ее блеснули слезы. — Ты не бесполезный и никогда таким не был!
— Был, но больше не буду. — Все еще стоя на коленях, он выудил из кармана пачку денег и торжественно положил ее на ладонь Джульет. — Открой-ка и посмотри.
Увидишь, сколько заплатил мне Спеллинг за сегодняшний матч.
Она покачала головой и, не открывая пачки, вернула ему деньги.
— Ох, Гарет…
— Ох, Джульет, — сказал он, подражая ей, и скорчил смешную рожицу.
Она отвела взгляд — ей было не до смеха.
Он в смущении опустил голову — обиделся.
— Ты не бесполезный, — сказала наконец она, взъерошив ему волосы. — Но мне все еще хочется задушить тебя собственными руками.
— Понимаю.
— Если ты еще раз что-нибудь утаишь от меня, Гарет, я это сделаю.
— Клянусь, я никогда ничего не буду от тебя скрывать.
Снова последовало неловкое молчание. Наконец она робко спросила:
— Ты не ранен?
— Нет.
Он по глазам видел, что она все еще не верит ему.
— Ты, наверное, хорошо умеешь уходить от ударов, а?
— Моя дорогая Джульет, от ударов уклоняются только трусы. Это не по-мужски. Я никогда не уклоняюсь от ударов.
— А что же ты делаешь?
— Я блокирую удары. — Он встал в стойку и заслонился предплечьем, чтобы показать, как это делается. — Вот так.
— Понятно. — Она помедлила. — Значит, удар приходится в твое предплечье.
Он с облегчением рассмеялся, почувствовав, что она его прощает.
— Да, и это очень больно. Но если ты поцелуешь, мне сразу же станет легче.
Она слабо улыбнулась и прикоснулась губами к его предплечью. Потом, слегка повернувшись в кресле, она приложила ладонь к его щеке и осторожно провела по челюсти и вискам, желая, как он понял, убедиться, что у него нет травм. Не обнаружив ничего страшного, она явно успокоилась.
— Гарет… когда я сегодня прибежала оттуда домой, то была очень расстроена. Мне тоже нужно кое в чем признаться тебе, хотя я знаю, что тебе это не понравится.
— В чем же, любовь моя?
— Я послала записку Люсьену, — сказала она, глядя ему прямо в лицо.
Он не сразу поверил тому, что она сказала.
— Джульет… как ты могла?
— Прости, Гарет, я совсем потеряла голову от тревоги за тебя. Я поступила опрометчиво и сейчас сожалею об этом.
Выругавшись вполголоса, он вскочил на ноги и, прижав кулак ко лбу, принялся шагать из угла в угол.
— Наверное, ты подумала, что Люсьен примчится сюда, все уладит и заберет нас всех домой?
Она смущенно пожала плечами:
— Вроде того.
— Я туда не вернусь. Ты возьми Шарлотту и поезжай, если хочешь, но я, пропади все пропадом, туда не вернусь!
Они смотрели друг на друга с разных концов комнаты: он — с нескрываемой обидой, она — виноватым взглядом.
Потом она со вздохом поднялась с кресла, шелестя юбками, пересекла комнату и прижалась щекой к его груди.
— В таком случае и я не вернусь туда, Гарет. Если ты хочешь остаться здесь и доказать что-то самому себе и всему миру, я буду рядом с тобой. Мне не по душе твоя работа, но я не скажу ни слова. И хотя буду сходить с ума от тревоги за тебя, я останусь с тобой, если ты считаешь, что должен этим заниматься.
— И тебя не беспокоит то, что скажут окружающие? — помедлив, спросил он.
— Мнение матери Перри и других сплетниц вроде нее мне безразличны. Меня беспокоит моя дочь. Постарайся, чтобы тебя не убили.
— Или ты меня никогда не простишь?
— Или я тебя никогда не прощу.
Его гнев улетучился как не бывало. Он прижал ее к себе, бесконечно благодарный за ее поддержку, однако предчувствуя последствия того, что она сделала. Люсьен.
Черт возьми! Только этого ему не хватало! Но он не мог сердиться на нее за то, что она сделала, особенно после того, как она простила его за обман насчет работы у Снеллинга и пообещала остаться с ним, вместо того чтобы спокойно жить в Блэкхите под крылышком Люсьена.
— Джульет?
— Гарет? — отозвалась она.
Они посмотрели друг на друга.
— Ах, черт бы меня побрал! — рассмеявшись, пробормотал Гарет и, наклонившись, крепко поцеловал ее в подставленные с готовностью губы.
Светало. Джульет сладко спала, уютно пристроившись щекой на груди мужа, который во сне обнимал ее одной рукой, крепко прижимая к себе. Услышав сквозь сон какой-то шум, она открыла глаза. В предутренней тишине шум слышался откуда-то со стороны главного дома.
Нетрудно было догадаться, что происходит.
Прибыл Люсьен.
Она подняла голову. Гарет, лежа на спине, крепко спал, чуть похрапывая во сне. Он был такой теплый, сонный и милый, что Джульет очень не хотелось его будить.
Шум приближался. Слышался протестующий голос слуги… Потом вкрадчивый голос Спеллинга, пытающегося успокоить чей-то гнев.
И голос герцога:
— Прочь с дороги, Снеллинг, или мой конь с удовольствием растопчет тебя в лепешку. Пошел прочь!
— Но, ваша светлость, вам не кажется, что еще слишком рано, чтобы будить его, особенно после вчерашнего матча?
— Ты начинаешь меня раздражать, так что лучше уймись и не испытывай моего терпения. Я должен видеть своего брата, и немедленно.
— Но, ваша светлость, он работает у меня…
— Больше не работает.
Они находились уже возле флигеля. Еще минута, и герцог Блэкхитский вышибет дверь.
— Гарет! — Джульет потрясла его за плечо, мощные мышцы которого рельефно обрисовывались в мягком утреннем свете. — Гарет, проснись. Люсьен приехал.
— М-м… — Он открыл глаза и несколько мгновений смотрел в потолок. Снизу донесся громкий стук в дверь, и он, поморщившись, приложил руку ко лбу. — Черт возьми, как болит голова…
— Гарет, ты должен с ним встретиться. Если ты не выйдешь, он взломает дверь.
Но герцог не собирался воспользоваться таким варварским способом. Пока Гарет лениво сползал с кровати, ворча и протирая глаза, они оба услышали не терпящее возражений приказание Люсьена:
— Принеси ключи. Спеллинг!
— Черт возьми! — выругался Гарет, натягивая брюки.
Он подошел к окну и широко распахнул его. — Ради Бога, Люсьен, ты не забыл, сколько сейчас времени?
