– Вы ошиблись, мистер Келлер. Он никогда дурно со мной не обходился. – У нее горло перехватило от нахлынувших воспоминаний о нежных прикосновениях Джозайи.
– Он не таков, каким кажется, мисс Бекетт.
– К-как это?
– Всем известно, что много лет назад семья отказалась от него из-за того, что он выбрал такую… аморальную профессию. У него есть богатые друзья, но… Позвольте спросить: откуда у него состояние? Если он не слывет великим художником, если не слышно о его потрясающих успехах, то откуда средства, которыми он располагает? Кажется, никто этого не знает, мисс Бекетт. А вы?
Она покачала головой.
– Это… не моя забота. И не ваша.
– Он на несколько лет исчезает в Индии, потом внезапно появляется и сторонится почти всех, кого знал прежде. Хастингс не джентльмен, мисс Бекетт. Он притворщик и…
– Довольно! Вы черните собственную репутацию, когда говорите подобное, вы бесчестите себя, мистер Келлер. Я больше не стану говорить о нем. А если я обманулась, то хорошо это сознаю. Как ни странно, но я горжусь своим легковерием. Как и мой отец, я хочу верить в лучшее в людях и видеть в них те качества, которые мне дороги. И эту ошибку я исправлять не желаю. Всего доброго, мистер Келлер. – Элинор, не дожидаясь помощи, вышла из кареты и не оглядываясь направилась к гостинице.
Она была благодарна Томасу за заботу, но не сомневалась: он неправильно истолковал и характер Джозайи, и ее собственный. Он приписывал им роли злодея и беспомощной жертвы, но у нее сейчас не было сил с ним спорить. Элинор предполагала, что грубое поведение Джозайи у Уоллов ввело Келлера в заблуждение, а катастрофическая встреча сегодня только укрепила его в этих заблуждениях.
Что же касается состояния Джозайи, то это ее менее всего волновало.
Каковы бы ни были намерения Келлера, ей следовало проявить здравомыслие и держаться от него подальше… И Элинор надеялась, что больше не встретится с мистером Томасом Келлером.
Майкл Радерфорд стоял на лестничной площадке, когда Элинор в спешке, ничего не видя от слез, налетела на него и выбила у него из рук какие-то бумаги. Бумаги разлетелись, и она опустилась на колени, чтобы помочь собрать их.
– Извините, сэр.
– Пустяки. – Майкл опустился рядом с ней и потянулся за обрывками «Таймс» – Вы плачете? Что с вами?
– Я в полном порядке, мистер Радерфорд! – Элинор старалась не обращать на него внимания и сосредоточилась на рассыпавшихся бумагах.
Талли, должно быть почувствовав неладное, взбежал по лестнице, чтобы им помочь. К удивлению Элинор, реакция мистера Радерфорда на помощь оказалась довольно странной. Он стал быстрее собирать обрывки и даже вздрогнул, когда Талли протянул один обрывок Элинор, поскольку она оказалась ближе. Правила хорошего тона требовали тут же передать бумагу Майклу, но что-то заставило Элинор посмотреть на нее.
«Шакал» – это слово привлекло ее внимание, и она сквозь туман слез быстро прочитала: «Шакал согласен на «Чертополох». Пятница, в полночь».
Элинор покачала головой:
– Ну и ну, мистер Радерфорд. И часто «Отшельники» встречаются в таких местах?
На лице Майкла промелькнул ужас. Он выхватил бумагу у нее из рук и быстро спрятал в карман.
– Это не встреча. Талли, давай сюда остальное.
Мальчик с веселой улыбкой вручил ему обрывки газеты, кивнул и тотчас ретировался.
– Не встреча? – Ее щеки были все еще мокрыми от слез, но Элинор смотрела на Майкла с уничтожающей насмешкой. – Хоть кто-то из вас может быть честным, когда требуется? Скажите, мистер Радерфорд, хоть кто-то из вашей компании говорит правду? Ох, мужчины! Ничего не стоящие болваны, вот кто вы такие!
Она обошла его так, как герцогиня – кучу навоза, и захлопнула дверь своей комнаты.
В четверг утром Элинор сидела в конторе своего поверенного, вызвавшего ее, как он выразился, по неотложному делу, она рада была хоть как-то отвлечься от мыслей о Джозайе.
– Я получил кое-какие документы, мисс Бекетт, и желал бы поговорить с вами лично, чтобы известить о замечательном повороте событий.
– Если это касается мистера Джозайи Хастингса, я не хочу тратить попусту время, сэр. Мое дело с ним закончено, и я не желаю…
– Нет-нет, мисс Бекетт. Это совсем другое дело, причем совершенно удивительное, поскольку мы не подавали апелляцию. Похоже, дело вашего отца было улажено в приватном порядке.
– Д-дело отца? Я не понимаю, о чем вы…
Мистер Олмстед подал ей одну из своих бумаг.
– Все совершенно официально, мисс Бекетт, и решение вступает в силу немедленно. Вы теперь богатая женщина. У меня есть контракт с молодым мистером Келлером и банковский чек, который, как заверил меня его клерк, только первый в ряду других. Подобные платежи будут производиться по схеме, которую он установил, и есть официальный документ, предоставляющий вам хороший процент от будущей прибыли «Нежных нюхательных солей Келлера». Должен сказать, что это благородный поступок.
– О Господи! – Элинор посмотрела на итоговую сумму и удивилась, что не испытывала ликования, хотя бумага реабилитировала ее отца и восстанавливала справедливость. – Почему? Зачем ему это? – пробормотала она.
– Кто знает… Возможно – угрызения совести или моральный императив. Хотя более вероятно, что его юристы обнаружили новые улики, которые могут выставить его в очень неприглядном свете, если всплывут на поверхность. В любом случае… – мистер Олмстед сиял от радости, – справедливость восторжествовала, мисс Бекетт!
«Богатая женщина… Все мои мечты без всяких хлопот стали явью, а мне хочется только плакать. Мир исправился слишком поздно, чтобы спасти меня, я чересчур оцепенела, чтобы чувствовать что-либо, кроме утраты. У меня есть средства, чтобы жить так, как мне угодно, но я ничего не хочу».
– Значит, справедливость… – пробормотала она и поднялась, чтобы пожать руку поверенному. – Спасибо. Я пошлю мистеру Келлеру письмо с высокой оценкой его поступка и…
– Что-то еще, мисс Бекетт?
– Нет, ничего.
Джозайя пытался рисовать. Его воображение и память подсказывали образ Элинор в жемчугах на фоне зеленоватого прибоя – то был дар Посейдона, за который любой смертный продал бы душу. Тени сегодня стали гуще, серые и черные тучи то и дело проплывали прямо перед ним. Но он не обращал на них внимания и работал, почти уткнувшись лицом в холст, так что от запаха красок перехватывало дыхание.
В душе же его бушевала буря. Пожалуй, будет разумно оставить Элинор на время, пока дело с Шакалом не закончится, и Радерфорд счел необходимым зайти, чтобы напомнить об этом. Переждать хотя бы завтрашнюю ночь – вполне разумное и логичное решение. Но каждая проходящая минута казалась ему вечностью.
