Джек занялся яичницей, он украдкой поглядывал на Бонни.
– Рад, что твой гордый ирландский дух не сломлен, дочка. Действительно рад!
«Ну и ну, – подумала Бонни. – Отец, видно, считает, что она очень счастлива!» Бойни, вздохнув, села за стол.
– А где же мистер Мак Катчен? – спросил Джек. – И как это он позволил жене выкручиваться, чтобы спасти магазин от краха?
Бонни в упор посмотрела на отца.
– Я ушла от Элая после смерти Кайли.
Джек поперхнулся, видимо, решив, что теперь ему придется содержать дочь. Это нарушало все его планы.
– Ушла от него, – задыхаясь проговорил он.
– О, не волнуйся! Мы снова поженились прошлой ночью. Кстати, у тебя есть внучка.
Джек выпучил глаза.
– Однако!
Бонни улыбнулась, решив ничего не объяснять ему: пусть отец узнает все от городских сплетников.
– Ты, должно быть, устал, – сказала она. – Я уйду, а ты отдыхай.
– Бонни?!
Она закрыла дверь.
Внизу ее ждала портниха с большой коробкой в руках.
В коробке было яркое шелковое платье для танцев. Не желая встречаться ни с кем из знакомых, она быстро зашагала прочь, ни на кого не глядя.
Возле пансиона ее поджидала Эрлина.
– Однако ты вернулась в «Медный Ястреб», – проворковала она.
Бонни остановилась.
– Не понимаю, почему тебя это волнует?
– Надеюсь, ты хорошо спала и не слишком беспокоилась о своем муже? – спросила Эрлина. – Я хорошо о нем позаботилась.
Коробка с платьем выпала из рук Бонни.
– Я так благодарна тебе, – отрезала она, – что и слов не нахожу.
Эрлина казалась такой чувственной, что Бонни тут же представила себе, как она заботилась об Элае.
– Мужчина не должен проводить один брачную ночь, не так ли?
Бонни взяла себя в руки.
– Надеюсь, ты не думаешь, что разбила мне сердце? Я очень рада, что ты была с ним в эту ночь. Ведь наш, брак – чистая выдумка.
– Конечно, Бонни. Должно быть, поэтому ты и готова вцепиться мне в волосы.
Бонни молча подняла коробку с платьем, потом взглянула на Эрлину.
– Ты потеряла Вебба Хатчисона, Эрлина… думаю, что он женится на Сьюзен Фэрли еще до конца лета. А ты теперь мстишь мне за то, что потеряла его.
– Зачем мне жалеть о Веббе, Элай Мак Катчен куда лучше! Он настоящий мужчина!
«Ну что ж, еще минута, и я совершу хладнокровное преднамеренное убийство!»
Она бросила коробку и начала подниматься по ступенькам. Вдруг чьи-то сильные руки схватили ее за локти.
– Ангел, Ангел, – упрекнул ее Форбс. – Надеюсь, ты не собираешься драться с Эрлиной? – он помолчал и затем добавил, – она, должно быть, тяжелее тебя фунтов на сорок:
При этих словах лицо Эрлины залилось краской. Она совсем забыла про Бонни и бросилась в дом, захлопнув за собой дверь.
Бонни, немного остыв, взглянула в знакомые наглые глаза.
– Не хочется этого говорить, но я благодарна тебе, Форбс. Боже, еще немного – и я покрыла бы себя позором!
Форбс поднял коробку.
– Я просто забочусь о своих доходах. Эта кошка разодрала бы тебя в клочки, и я остался бы в убытке.
Бонни разозлилась.
– Ты просто не выносишь, когда замечают твою доброту, ведь так?
Он улыбнулся, сунул коробку под мышку и помог Бонни спуститься с крыльца.
– Разве у меня есть доброта? Это что-то новое.
– Ты самый законченный негодяй! – воскликнула Бонни. Она поправила платье и пустилась почти бегом, наверстывая упущенное время.
Форбс засмеялся.
– Вот это больше похоже на правду, – сказал он, догнав Бонни.
Они подошли к «Медному Ястребу». Только тут Бонни сказала.
– Я не буду танцевать, Форбс.
Брови Форбса поднялись, он открыл дверь и провел Бонни через салун на кухню.
– И это после того, как я, старый дурак, проявил великодушие и клюнул на твою удочку, – Он швырнул коробку на пол, но было заметно, что он не злится.
Бонни с любопытством посмотрела на него. В этот вечер на кухне не было никого, кроме нее и Форбса.
– Я думала, ты взорвешься, – сказала она. Форбс сел на скамейку напротив Бонни.
– Ох, ну и парочка мы с тобой, что ты, что я, – он поставил локоть на край стола и опустил голову на ладонь. – Ты любишь Элая, а я – Элизабет! И однако, мы делаем все, чтобы их оттолкнуть. Что ты думаешь об этом, Бонни? – Бонни открыла рот. Она не ждала такого признания от Форбса.
– Не знаю, как ты, – жалобно проговорила она, – но я боюсь.
– Боишься? Чего?
Бонни пожала плечами.
– Не того, что он меня мучает, вовсе нет! Только того, что от него зависит и мое счастье.
Форбс сжал руку Бонни. Он добродушно усмехался.
– Неужели ты, Ангел, мэр Нортриджа, полагаешься на кого-то кроме себя, устраивая свою жизнь и счастье! Не верю этому!
Бонни не пыталась освободить свою руку. Ее дружба с Форбсом, сотканная из противоречий, была старой крепкой дружбой.
– Поверь мне, Форбс, – сказала она, – потому что так оно и есть. Если Элай опять изменил мне, я этого не выдержу.
– Опять? – повторил Форбс, наклонив голову, чтобы, как в детстве, заглянуть ей в глаза, – что это значит?
– Когда умер наш мальчик, Элай стал совершенно чужим. Он отстранился от меня. – Она помолчала, вспомнив, как Элай плакал в саду позапрошлым вечером, и на ее глаза навернулись слезы. Форбс сжал ее руку. – Были другие женщины, – тихо добавила Бонни.
Глаза Форбса потемнели от ярости.
– Продолжай.
Бонни покачала головой. Сейчас она не могла говорить.
Форбс отпустил ее руку и мягко поднял ее подбородок, заставив взглянуть себе в глаза.
– Дело в том, Ангел, – сказал он, – что мужчина обычно плохо справляется с горем. От нас ждут железной выдержки, поэтому мы скрываем свои чувства. Возможно, Элай именно так и преодолевал свое горе.
Слеза покатилась по щеке Бонни, но вскоре она улыбнулась.
– Ты считаешь, что мужчины глубоко чувствуют, да?
Он потер рукой небритый подбородок. Даже непричесанный и небритый он казался очень привлекательным.
– О да, Ангел, – ответил он, – конечно. Ночью, когда ты в первый раз вышла замуж, я думал, что умру от горя.
Бонни почувствовала вину перед ним.
– Прости, – сказала она, отводя глаза, – я никогда не хотела…
Форбс нежно сжал ее лицо ладонями, стерев пальцем следы слез. Он поцеловал ее, как сестру. Это было ей очень приятно.
– Будь я проклят! – пробормотал Форбс, задумчиво качая головой, – но я действительно люблю Элизабет!
Бонни засмеялась.
– Как я должна отнестись к твоим словам, Форбс? Его руки все еще сжимали ее лицо, но улыбка его стала наглой и плутоватой, такая, как всегда.
– Как к комплименту, Ангел. Любовь к тебе стала такой привычной, что я боялся потерять сознание, если когда-нибудь поцелую тебя…
