Госпожа Деварен, подавленная страшным горем, теряя голову, с сокрушенным сердцем начала стонать и плакать:
— Боже мой! Мишелина! Бедное мое дитя! Ты так страдала и ничего не говорила мне! О, я знала хорошо, что у тебя не было более доверия к твоей старухе-матери! А я, глупая, ни о чем не догадывалась! Я говорила себе: самое лучшее, что она-то ничего не знает. И я всем жертвовала, чтобы только ты не узнала горя. Не плачь, мой ангел, пожалей меня. Ты разрываешь мне душу. Чего бы я ни делала на свете, лишь бы видеть тебя счастливой! Ах, я слишком тебя любила, и как я наказана за это!
— Это я наказана, — возразила Мишелина с рыданием, — за то, что не хотела тебя слушать. Ах, дети должны всегда слушать свою мать. Она угадывает опасность. Разве не ужасно, мама, видеть, что я всем пожертвовала для него, а он меня не любит и никогда не будет любить! Какова же будет моя жизнь теперь, без доверия, без любви? О, я слишком несчастна, лучше бы мне умереть!
— Умереть, тебе! — воскликнула мать, глаза которой, полные слез, вдруг осушились, как бы от охватившего ее внутреннего огня. — Умереть? Послушай, не говори глупостей!.. Умереть, потому, что этот человек тобой пренебрегает и изменяет тебе? Да разве мужчины стоят того, чтобы умирать из-за них? Нет, ты будешь жить, мой ангел, для твоей старухи-матери! Мы тебя разлучим с твоим мужем!
— И он останется свободным? — с гневом возразила Мишелина. — Он будет продолжать ее любить! О, я не могу перенести этой мысли! Слушай, это ужасно, что я хочу тебе сказать. Я так его люблю, что предпочла бы скорее видеть его мертвым, чем неверным!..
Госпожа Деварен, пораженная, стояла молча. Серж мертвый! Эта мысль уже приходила ей в голову, как средство к избавлению. Она вернулась опять теперь к ней, настойчивой, странной, непреодолимой. С трудом она отогнала ее от себя.
— Я никогда не в состоянии буду забыть его низость и гнусность, — продолжала Мишелина. — Послушай, ведь сейчас он улыбался, а знаешь ли отчего? Оттого, что Кейроль уезжает и в его отсутствие он придет к ней сегодня ночью.
— Кто тебе сказал это?
— О, я прочла это в его глазах, сверкавших весельем. Я люблю его! Он не может от меня ничего скрыть, — ответила Мишелина. — Так вероломно поступать со мной, со своим другом! И такого человека у меня хватит стыда любить!
— Успокойся, сюда идут, — сказала госпожа Деварен, и в ту же минуту дверь кабинета отворилась и впустила Жанну, за которою следовал Марешаль, встревоженный исчезновением матери и дочери.
— Мишелина больна? — спросила госпожа Кейроль, подходя.
— Нет, ничего. Немного устала, — сказала госпожа Деварен. — Марешаль, дайте руку моей дочери, чтобы проводить ее до кареты. Я сию минуту тоже еду. — И, удержав Жанну за руку, чтобы помешать подойти к уходящей Мишелине, она сказала ей: — Останься, я хочу поговорить с тобой.
Молодая женщина с удивлением посмотрела на нее. Госпожа Деварен с минуту молча размышляла. Серж должен прийти сюда сегодня ночью. Ей стоило сказать только одно слово, чтобы помешать Кейролю ехать. Жизнь негодяя была бы в его руках. А Жанна? Ведь пришлось бы и ее погубить? Имела ли она на это право? Ведь, конечно, Жанна боролась, защищалась. Это было бы несправедливо. Она была увлечена против воли. Нужно ее расспросить, и если окажется, что бедная женщина раскаивается, то следует дать ей пощаду. С таким решением госпожа Деварен обратилась к ожидавшей ее Жанне.
— Давненько уже я не видела тебя, дочь моя, а теперь радуюсь, видя тебя веселой и улыбающейся… Кажется, в первый раз еще после замужества у тебя вид совершенно счастливой женщины.
Жанна, не отвечая, посмотрела на приемную мать. В словах, обращенных к ней, она угадывала страшную иронию.
— Значит, ты нашла, наконец, спокойствие? — продолжала госпожа Деварен, устремив на молодую женщину проницательный взгляд. — Видишь ли, дитя мое, когда имеют спокойную совесть… Ведь ты не можешь себя ни в чем упрекнуть?
Жанна услышала в последних словах вопрос, а не подтверждение. Она ответила коротко.
— Ни в чем.
— Ты знаешь, что я тебя люблю и что всегда буду снисходительной, — сказала нежно госпожа Деварен, — ты можешь без боязни мне довериться.
— Мне нечего бояться и нечего сказать, — ответила молодая женщина.
— Нечего? — повторила настойчиво госпожа Деварен.
— Совершенно нечего, — подтвердила Жанна.
Госпожа Деварен еще раз посмотрела пристально на свою приемную Дочь, стараясь прочесть в глубине ее души, но та оставалась равнодушной.
— Это хорошо! — сказала она резко, идя к двери.
— Вы уезжаете? — сказала Жанна, подставляя свой лоб для поцелуя госпоже Деварен.
— Да, и прощай! — сказала та, холодно целуя ее.
Жанна, не поворачивая головы, вошла опять в зал. В ту же минуту в кабинет вошел Кейроль в дорожном костюме, а за ним шел Пьер.
— Вот я и готов! — сказал Кейроль госпоже Деварен. — Вы не дадите мне никакого нового распоряжения? Быть может, что-нибудь еще мне скажете?
— Да, скажу, — ответила резко госпожа Деварен, так что Кейроль вздрогнул.
— Пожалуйста, говорите скорее, мне надо торопиться: поезд, вы знаете, никого не ждет.
— Вы не поедете!
Удивленный Кейроль возразил:
— Как, вы передумали? Ведь дело идет о ваших интересах.
— А здесь дело касается вашей чести! — воскликнула госпожа Деварен.
— Моей чести! — повторил Кейроль, вскочив с места. — Милостивая государыня, подумайте, что вы сказали!
— А вы разве забыли, — сказала госпожа Деварен, — что обещала я вам? Я обещала вас предупредить сама, когда будет угрожать опасность.
— Так что же? — спросил Кейроль, делаясь багровым.
— Итак, я держу свое обещание! Если вы хотите знать своего соперника, то войдите сегодня ночью к своей жене!..
Кейроль испустил глухой болезненный крик, подобный стону умирающего.
