В комнате царила тишина. Электрическая лампа тускло освещала белые стены, зеленые шторы, большое удобное кресло, повернутое к столу. От центра стены простиралась кровать, накрытая зеленым бархатным покрывалом, в изголовье которой высились подушки.
Теплое дыхание Уоллингфорда согревало живот Абигайль, распространяясь дальше. Его плечи приподнимались и опускались при каждом вздохе.
«Запомни это мгновение», – сказала себе Абигайль.
Пальцы Уоллингфорда проскользнули за пояс панталон, развязали ленты, и спустя мгновение последняя разделявшая их преграда упала.
Уоллингфорд поцеловал низ ее живота и встал.
– А теперь? – Руки Абигайль все еще лежали на его плечах.
Герцог освободился от строгого черного сюртука и ловко швырнул его на спинку кресла, оставшись в накрахмаленной белой сорочке и белом галстуке, сером шелковом жилете и брюках. Все это такое строгое и ладно скроенное восхитительно контрастировало с блестящими темными волосами Уоллингфорда и его исполненными страсти глазами.
– А теперь я почту за честь применить все полученные мной знания на практике.
Абигайль коснулась пальцем его губ.
– И с чего ты предлагаешь начать?
Уоллингфорд без предупреждения взял в рот палец Абигайль и принялся ласкать его языком, не сводя взгляда с ее лица.
– Мы начнем так, – сказал он наконец, – как и начинаются все уроки: с тщательного изучения.
– О нет. – Абигайль сделала шаг назад.
– О да.
Уоллингфорд подхватил ее на руки, усадил в кресло, а сам опустился на колени между ее ногами.
– Не прячься от меня, – попросил он, отводя в стороны руки Абигайль, которая попыталась сжать колени, но широкие плечи герцога не позволили ей этого сделать.
– А теперь, – сказал он, – постарайся расслабиться, так как для изучения потребуется время.
Абигайль закрыла глаза и запрокинула голову на подголовник кресла, накрытый его вечерним сюртуком. Она ощущала накрахмаленную ткань сорочки, а когда мужская ладонь коснулась низа ее живота, судорожно втянула носом воздух.
– Ты совершенство, – прошептал он. – Каждый дюйм твоего тела розовый и блестящий. – Мучительно медленно палец Уоллингфорда заскользил по шелковистым складкам.
– Уоллингфорд, пожалуйста… Я этого не выдержу. – Абигайль чувствовала себя беззащитной расплавленной массой, только ее ноги требовательно сжимали плечи мужчины.
– Ш-ш-ш. – Палец Уоллингфорда слегка погрузился в ее лоно. – Ты такая влажная, любовь моя.
– Господи, ну конечно!
– Насколько я понимаю, это свидетельствует о твоем желании?
– Ну конечно! – Абигайль вцепилась в волосы Уоллингфорда, который не обратил на это никакого внимания, погруженный в изучение тела любимой.
– А это твои губы, – удивленно произнес он.
– Это так называется? – охнула Абигайль.
– Да. Только твои гораздо красивее, чем те, что на картинке.
– Какой ты бесстыдник! Позволь мне встать.
Ответа не последовало. Абигайль сначала ощутила его дыхание, а потом поцелуй и подскочила, точно ужаленная.
– Тише, любимая. – Руки Уоллингфорда легли на ее бедра, чтобы удержать ее.
– О нет, нет! – Абигайль показалось, что ее душа взлетает над собственным телом вместе с сознанием.
– Твой аромат, дорогая. У меня нет слов, чтобы его описать. Мне хочется утонуть в нем. Ты просто божественна. – Язык Уоллингфорда – горячий и влажный – скользнул по входу в лоно Абигайль, и с ее губ сорвался крик. – Тебе больно?
– Да! Нет!
– Сделать это еще раз?
– Нет! О да! Да! – Абигайль вновь дернула Уоллингфорда за волосы.
Язык мужчины заработал с новой силой, не пропуская ни одной складочки, ни одной впадинки. Ничего, кроме того заветного места, где его сильнее всего желала ощутить Абигайль. Движения языка становились все более страстными и ненасытными, и вот уже она тяжело дышала и извивалась, пригвожденная точно бабочка к креслу напористыми губами.
«Я не выдержу этого, не выдержу! Никому не под силу выдержать подобное», – подумала Абигайль, но не смогла вымолвить ни слова. Поэтому она снова вцепилась в его шевелюру, слыша как будто со стороны странные звуки, вырывающиеся из ее горла.
– Какая ты пухлая и розовая!
– Уоллингфорд, умоляю!
– Умоляю: «Продолжай!» или умоляю: «Остановись»? Лучше позволь мне сосредоточиться, дорогая. Я ищу одну ужасно важную вещь. Я, конечно, животное, да к тому же новичок в таких делах, поэтому без твоей помощи не обойдусь. Это здесь? – Он лизнул Абигайль.
– Нет…
– Здесь?
– Нет… О Уоллингфорд…
Еще одно прикосновение языка.
– Здесь?
– Я сейчас умру! – охнула Абигайль. – И тебе придется…
– Здесь?…
– …очень долго…
– Уверена, что не здесь?
– …объясняться перед моей сестрой…
– А может, здесь?
– Выше, черт тебя возьми!
– А… – протянул Уоллингфорд. – Спасибо. Кажется, нашел.
И тут воздух покинул легкие Абигайль и все ее тело словно растворилось. Вокруг не осталось ничего, кроме горячего языка Уоллингфорда и восхитительного ощущения, зарождающегося в самом средоточии ее страсти. Большие мужские руки удерживали ее на месте, не давая приподняться или отстраниться, до тех пор, пока бешеный водоворот не достиг своего апогея и не поднял ее в небеса. Она выкрикнула имя возлюбленного.
Уоллингфорд замер, бормоча какие-то слова, которые она не слышала из-за оглушающего шума в ушах. Абигайль окутывал исходящий от Уоллингфорда терпкий мужской аромат, еще больше затуманивая сознание. Шум в ушах постепенно стих, и Абигайль спустилась на землю, вновь оказавшись в мягком кресле и в ласковых руках. Открыв глаза, она увидела покрытый замысловатыми узорами потолок. Бесконечный узор завораживал, и казалось, будто она взлетает, хотя ее руки и ноги обмякли и отяжелели.
Абигайль опустила взгляд и увидела, что Уоллингфорд улыбается. Его губы блестели, а глаза горели самодовольством.
– Полагаю, ты очень собой доволен, – сказала она.
– Чрезвычайно доволен.
– Это место смог бы найти любой.
– И все же я глубоко благодарен тебе за ценные указания. – Он продолжал улыбаться.
Абигайль наклонилась и поцеловала его.
– Спасибо. Это было восхитительно. Даже лучше, чем я могла себе представить.
– Дорогая, а я ведь даже еще не начинал, – рассмеялся Уоллингфорд.
– В самом деле?
В ответ Уоллингфорд поднялся с колен, расстегнул пуговицы серого шелкового жилета, вынул из манжет золотые запонки и положил их рядом с лампой. При виде его размеренных движений всю усталость Абигайль как рукой сняло. Она села в кресле и помогла ему расстегнуть сорочку, заметив на его брюках внушительную выпуклость.
