Николас приехал за ней. Даже лежа в его объятиях, влажная после бурной страсти, она не могла до конца поверить, что это действительно произошло.
Он провел своим длинным пальцем по ее щеке и коснулся нижней губы. Из-под полуопущенных ресниц на нее смотрели его темные глаза. Николас грустно улыбнулся; эта улыбка была нехарактерной для герцога Роудея.
– Ты по-прежнему не доверяешь мне? Кэролайн с трудом пошевелилась, чувствуя себя удивительно насыщенной и удовлетворенной.
– Что?
– В тот вечер, в карете, ты сказала, что не доверяешь мне.
Она покачала головой:
– Я сказала, что опасаюсь скандала.
– И сейчас опасаешься?
Означало ли это, что он никогда не предложит ей больше того, что они разделяли сейчас? Не зная, что ответить, Кэролайн молча прижалась к нему, чувствуя, что ее радость немного угасла.
– Кэролайн?
– Надеюсь, ты приехал сюда не для того, чтобы предложить мне продолжить нашу любовную связь. Те дни, что мы провели вместе, явились откровением для меня. Это не секрет, – медленно сказала она. – В постели с тобой я познала не только чувственное наслаждение. Помнишь, как мы занимались любовью на лесной поляне? Я сказала тебе тогда правду. Ты очень хороший, Николас. Даже если отбросить такие достоинства, как титул, происхождение, богатство и обаяние, ты остаешься для меня самым привлекательным мужчиной.
Он нежно коснулся ее подбородка и немного приподнял ее голову, чтобы они могли смотреть в глаза друг другу.
– И что это означает?
Как бы ей хотелось оставаться невозмутимой в данный момент! Но она не могла.
– Я полюбила тебя, – прошептала Кэролайн. – Я полюбила не всемогущего герцога, а истинного человека, скрывавшегося под этой маской.
Прошло три дня после того, как он вернулся в Лондон из небольшой гостиницы, где, как он полагал, Николас и Кэролайн продолжали наслаждаться друг другом.
Дерек же, напротив, переживал не лучшее время. Оставаться вне дома дяди было мучительно для него, однако он едва ли хотел явиться туда сразу после того, как обществу станет известно, что Аннабел расторгла помолвку. Поэтому он ждал.
Ждал три долгих дня.
Незаметно спустились сумерки, затем стало совсем темно, а он все сидел, угрюмый и сомневающийся. Его обычно аккуратный письменный стол был завален бумагами, которые он лишь мельком просмотрел, так как не мог сосредоточиться. Легкий ночной ветерок доносил с улицы и из сада смесь запахов печного дыма и цветущих роз.
Был поздний час. Может быть, ему следует пойти в клуб «Уайтс» или в «Брукс», найти там уютный уголок, заказать бутылку виски и...
И что? Сидеть там и думать об Аннабел? Да, это будет весьма плодотворное занятие.
Внезапно тихий звук отвлек его от раздумий, и он нахмурился. Затем вздрогнул, когда повернулся и посмотрел на открытое окно своего кабинета. Шуршание материи свидетельствовало о том, чего он не мог даже вообразить. Дерек замер, наблюдая, как чья-то нога перекинулась через подоконник.
Возможно, он встревожился бы этим вторжением, если бы нога незваного гостя не имела превосходной формы, а сам он не был одет в вечернее, шелковое платье кремового цвета. Дерек сидел, застыв от удивления.
Сердце его учащенно забилось.
Аннабел, тяжело дыша, спустилась на пол, затем распрямилась и отряхнула свои юбки. Шторы позади нее заколыхались и облепили стройную фигуру. Можно было подумать, что для нее казалось вполне естественным забраться в его кабинет через окно, когда она сказала просто:
– Я увидела у тебя свет.
Дерек, наконец, резко поднялся, едва не опрокинув кресло.
– Энни, что ты делаешь?
Она стояла, высоко подняв голову и вызывающе глядя на него красивыми голубыми глазами.
– Разве у нас не принято наносить визиты друг другу таким образом?
Дерек заморгал, подумав, не является ли все это галлюцинацией.
– Черт возьми! Если ты решила навестить меня, то следовало прийти с сопровождающими дамами и через парадную дверь.
Она еще выше приподняла подбородок.
– Понятно. Для тебя существуют одни правила, а для меня – другие. Ты мог позволить себе залезть через окно в мою спальню, чтобы поговорить со мной, а я, значит, не имею такой свободы действий.
Дерек запустил пальцы в волосы.
– Господи, Энни, нельзя же так! Томас и Маргарет знают, что ты здесь?
– Конечно, нет.
Он почувствовал, что бледнеет.
– Пожалуйста, скажи, что ты прибыла сюда не пешком.
– Разве я могла вызвать карету? Здесь не так далеко, и я не калека.
Молодая женщина одна на городских улицах... Он посмотрел на часы и увидел, что уже за полночь. Даже если здесь, в фешенебельном районе, довольно спокойно, это, безусловно, безрассудный поступок, и Дерек почувствовал, что колени его слабеют.
– Боже, – пробормотал он. – Ты с ума сошла.
– Мне необходимо поговорить с тобой.
Она всегда отличалась своеволием, и это еще мягко сказано.
– Одна, на улице, в такой час, – резко сказал Дерек, обеспокоенный в большей степени не столько ее репутацией, сколько безопасностью.
– Нет, – сказала она, покачав головой. – Я набралась храбрости и решила сделать это сейчас, потому что утром могу изменить свое мнение. Кроме того, я не хочу тратить ни минуты на сомнения и колебания. Тебя не интересует, что привело меня сюда?
Точно такой вопрос он задал ей в тот вечер, когда забрался в ее спальню.
Тогда она сказала ему «нет».
Но это была неправда. Он понял это по ее глазам.
– Ты знаешь, что ничего важнее для меня нет, – сказал Дерек.
Получив, таким образом, разрешение говорить, Аннабел заколебалась. В слабом свете лампы она выглядела очень трогательно. Тем не менее, в ее облике уже не было ничего детского, учитывая достаточно глубокий вырез платья, открывавший верхние округлости упругих девичьих грудей. Она была необыкновенной во всех отношениях, включая ее независимый характер.
Дерек был пленен ею.
– Полагаю, все уже знают, что я расторгла помолвку с Альфредом. Я ужасно чувствовала себя при этом, однако было бы еще ужаснее, если бы я оказала ему плохую услугу, выйдя замуж за него. Мне кажется, он даже не особенно удивился.
Дерек смотрел на нее, слегка приподняв бровь.
– Не будь таким самодовольным, – заметила она.
– Я не вижу для этого причины, – тихо ответил он. – За исключением, возможно, твоего необычного появления здесь в такой час.
– Я все еще очень сердита на тебя.
– Понимаю, – сказал он с отрешенным видом. – Никогда раньше я не расплачивался так жестоко за свои ошибки.
