— Пожалуйста, если это улучшит тебе настроение. Дорогая, оставляю тебя устраиваться. У меня кое-какие дела, — объявил Йен. — Нужно дать указания парням Дэмиена.
— Верно.
Он поклонился ей.
— Увидимся за ужином.
Он уже отвернулся, но Джорджи громко кашлянула. Йен повернулся и вопросительно поднял брови. Джорджи откинула голову и с выжидающей улыбкой постучала пальцем по щеке.
Его сведенное напряжением лицо немного расслабилось.
— Как же я мог забыть?
В этот момент он был олицетворением влюбленного мужа. Йен подошел и нежно поцеловал ее в щечку.
Дворецкий изумленно хлопнул глазами и принялся внимательно изучать шторы.
— Ты должен всегда целовать меня, когда приходишь или уходишь, — кокетливо напомнила она.
— Особенно когда прихожу, — прошептал он, страстно глядя ей в глаза.
— Распутник! — фыркнула она, надеясь, что старик Таунсенд ничего не услышал.
— Увидимся за ужином, любовь моя, — мягко пообещал Йен и снова поклонился.
Следующие три-четыре дня Джорджи с тревогой наблюдала, как Йен становится все более отчужденным. Он пытался скрыть свое настроение и по ночам любил ее с прежним пылом. Но она постоянно ощущала его отстраненность.
Она спрашивала, не хочет ли он поговорить, но, разумеется, ответ был отрицательным. Часто она видела, как он стоит у разрушенного моста, глядя в бурлящий поток.
Однажды она просто испугалась, увидев, как он, с топором в руке, яростно рубит желтые розы, увившие всю боковую стену дома.
— Боже, что ты делаешь?!
— Э-э… их давно пора было подрезать. Собственно, я подумываю снести дом. Хочешь, построим новый? — спросил Йен, тяжело дыша. — Он очень древний и старомодный. Может, что-нибудь в неоготическом стиле?
Джорджи, не веря своим ушам, уставилась на него. Он положил топор на плечо и глотнул воды.
— Ты чего-то хотела?
— Н-нет.
Она покачала головой и вошла в дом.
Вырубив розы, он собрал ветки и бросил в реку. Джорджи с беспокойством наблюдала, как Йен следит за желтыми бутонами, уплывавшими вниз по течению. Он, похоже, жил в собственном мире, и этот мир был не слишком счастливым.
Джорджи хотела расспросить слуг, не знают ли они, что мучает хозяина, но при ее приближении они разбежались и в заговорщическом молчании принялись за дело.
Происходило нечто непонятное, но вот что именно? Вряд ли даже Роберт, ближайший друг Йена, мог это объяснить.
Но что бы ни терзало мужа, расправа с розами успокоила его на несколько дней. Он снова стал самим собой, спокойным и дружелюбным.
Обрадованная переменами в Йене, Джорджи предложила отправиться на пикник. Возможно, Йену полезно ненадолго уйти из дома.
Они отправились в развалины замка Утера Пендрагона.
Вскоре они расстелили широкое одеяло в тени гигантского дуба, поставили на него низенький складной столик и разложили несколько больших подушек.
Слуги принесли корзинку с незатейливым ленчем, после чего удалились на почтительное расстояние. Йен и Мэтью гоняли мяч по земле. Пятнистый щенок бегал вокруг с возбужденным тявканьем, иногда исчезая в высокой траве.
К облегчению Джорджи, Йен был весел и беззаботен. Мэтью, как всегда, когда отец уделял ему внимание, пребывал на седьмом небе и громко запротестовал, услышав, как Джорджи зовет их обедать. Отец с сыном медлили, пока она пыталась справиться с бутылкой охлажденного белого вина. Пришлось приложить немало сил, чтобы ввинтить штопор в пробку.
Но тут Йен направился к ней. Она с нескрываемым восхищением воззрилась на мужа. Сегодня на Йене были светлые брюки, рубашка с широкими рукавами, темно-коричневый, небрежно повязанный галстук и синий однобортный сюртук в бежевую полоску.
— Нужна помощь?
Она с улыбкой вручила ему упрямую бутылку.
— Папа! Иди сюда!
— Пора обедать, Мэтт, — покачал он головой, легко откупоривая бутылку.
— Но я не голоден! Хочу играть!
Йен послал жене веселый взгляд:
— По-моему, твоя очередь его развлекать.
— Я не так уж плохо бью по мячу. Не забывай, я выросла с братьями!
— Ничуть не сомневаюсь, любовь моя. Хотя ты, должно быть, первая маркиза, обладающая подобным умением.
Джорджи рассмеялась, а Йен, нагнувшись, поцеловал ее.
— Папа, кто-нибудь, поиграйте со мной! — настаивал Мэтью.
— Этот молодой человек нуждается в младшем брате или сестре, — тихо заметил Йен.
— В свое время, — пообещала Джорджи. — Мэтью, папа хочет есть! Попробуй целиться мячом в дерево. Увидишь, как он будет отскакивать. А мы посмотрим.
— Ладно! — страдальчески вздохнул малыш.
— Ну вот, — прошептала Джорджи мужу. — Возможно, теперь ты сможешь в мире и покое выпить бокал вина со своей женой.
— Надежда умирает последней? — съязвил он.
Джорджи хихикнула, подняла пустой бокал, и Йен налил вина им обоим, после чего они с аппетитом принялись за еду.
Втайне она радовалась, что ей пришло в голову отправиться на пикник именно сегодня. Тепло, свежий воздух и простые радости: что может быть лучше? Кроме того, ей представлялась великолепная возможность попытаться выяснить, что не дает покоя Йену.
Взглянув в его сторону, она заметила, как он потирает плечо.
— Ноет?
— Что-то вроде судороги. Боюсь, я не привык работать топором.
— Вероятно. Подожди, я помогу.
Она отставила тарелку, поднялась и, встав на колени, стала массировать больное плечо.
— Мм, до чего же приятно.
— Знаешь, дорогой… твоя вчерашняя атака на розы кажется мне несколько странной.
— Я просто больше не мог их видеть.
— Но почему?
— Они омерзительны. Скажи честно, разве ты не рада, что мы от них избавились?
Джорджи опустила глаза.
— Если ты чувствуешь себя лучше, значит, хорошо и мне.
— Это были ее розы. Понимаешь?
— Твоей матери? — уточнила она.
Но Йен покачал головой.
— Кэтрин.
— Вот как… — пробормотана она.
— Для девушки, получившей такое хорошее воспитание, у нее были отвратительно вульгарные вкусы.
— Эй, видели, какой удар? — воскликнул Мэтью, торжествующе подняв мяч над головой.
Все это время он старательно пинал мяч, стараясь попасть в дерево, но часто промахивался, бегал за мячом и при этом весело щебетал, полагая, что все к нему прислушиваются. Однако теперь маленький надменный лорд Эйлсуорт понял, что все это время они не обращали на него внимания.
— Смотрите же! — потребовал он. — Папа, почему ты не смотришь?
— Смотрю, — устало пробормотал Йен.
— Вовсе нет! — обозлился Мэтью и в припадке ребяческой вспыльчивости пинком подбросил мяч в воздух. Мяч отрикошетил от толстой узловатой ветки дуба и упал, подобно метеору, прямо на тарелку Йена. Лежавшая на ней еда разлетелась во все стороны. Большая часть картофельного салата оказалась на его груди. Бокал с вином опрокинулся прямо на его колени.
