Годрик фыркнул:
— Думаете, Тревельона заинтересовала бы такая мелочь, как маленькие рабыни?
— Мне кажется, он не так неразумен, как кажется.
Годрик посмотрел на товарища.
— Что заставляет вас так думать?
Кончики губ Мейкписа слегка приподнялись.
— Может, интуиция?
— Интуиция. — Они быстро приближались к району Сент-Джайлз. Годрик вытащил из ножен шпагу, стараясь не обращать внимания на дискомфорт в левой руке. Обычно он использовал короткий меч для защиты и теперь испытывал легкую тревогу. — Извините, но я не очень-то доверяю вашей интуиции.
— Дело ваше, — ответил Мейкпис. — Но не забывайте, что даже сэр Стэнли Гилпин не хотел, чтобы мы занимались этим до конца жизни.
Годрик остановился как вкопанный и посмотрел на друга. Они никогда не произносили это имя вслух. Более того, они на протяжении нескольких лет не знали, что занимаются одним и тем же. Выяснилось это лишь тогда, когда Мейкпис заговорил о похитителях девочек.
Мейкпис тоже остановился и смотрел на Годрика с сочувствием.
— Я недавно думал о сэре Стэнли.
Годрик вздрогнул при звуке имени человека, который был ему роднее, чем отец. Ему отчаянно захотелось разрыдаться, но он подавил это желание.
— И что же именно вы думали?
Мейкпис запрокинул голову и задумчиво посмотрел на полную луну, прятавшуюся за крышами домов.
— Интересно, что бы он подумал о нас сейчас? О ваших самоубийственных вылазках, о нашей общей одержимости, о моем одиночестве, из которого меня вытащила моя дорогая жена… Мне почему-то кажется, он готовил нас вовсе не для этого. Сэр Стэнли слишком легко ко всему относился. Будь то увлечение театром или наши занятия. Даже сражение на мечах он превращал в игру. Он все воспринимал как забаву. Он не считал, что за это можно отдать жизнь. Мне кажется, он даже не гордился бы нами теперь.
— Он создал нас, — тихо произнес Годрик. — Но мы создания со своими собственными мыслями и целями. Он вряд ли стал бы удивляться, что мы придумали новое применение его урокам.
— Может быть. — Мейкпис посмотрел на Годрика. — И все же задуматься стоит.
Годрик не стал ничего отвечать. Он просто пошел дальше.
Спустя пять минут они узнали знакомые ступени и залитую светом входную дверь. Годрик остановился и осторожно огляделся по сторонам.
— Элф?
— Она должна была встретиться с нами здесь. В дом входить отказалась. — Мейкпис вздохнул. — Посмотрю, не передумала ли она.
Но едва только он вышел из тени, перед ними откуда ни возьмись появилась Элф.
— Он здесь?
— Да. — Годрик тоже вышел из тени.
Элф резко развернулась, очевидно, не заметив его раньше. Она насмешливо вскинула голову, увидев в руках Годрика только одну шпагу.
— А ты сможешь драться?
Годрик коротко кивнул.
— Удачи, — мрачно произнес Мейкпис.
— Идем. — Элф отправилась в путь, петляя по узким улочкам и переулкам района Сент-Джайлз. Она не пыталась забраться на крышу, и Годрик был благодарен ей за это. Он мог сражаться одной рукой, но вот взобраться на крышу не хотел пытаться.
Они оказались в узком проходе, ведущем во двор одного из домов, когда Элф резко остановилась. Из-за ее спины Годрик видел какое-то движение во дворе, но только крик Элф объяснил ему, что происходит.
— Они уводят девочек!
Годрик оттолкнул ее и побежал вперед. Если девочек увезут, они могут уже никогда их не найти.
Один охранник смотрел, как высокая худощавая женщина вытаскивает из подвала двух девочек. Две другие уныло ждали своей очереди.
Годрик бесшумно напал на охранника, но тот вовремя обнаружил опасность, поэтому пришлось ударить его по виску рукояткой шпаги. Охранник упал на землю.
Женщина громко завизжала, и из подвала появились еще два охранника. К счастью, дверь оказалась настолько узкой, что им пришлось выбираться на улицу по одному. Годрик проткнул шпагой первого, а второго схватил за руку и с силой ударил головой о кирпичную стену.
Он развернулся к женщине, ожидая нападения, но та уже удирала прочь. Девочки стояли, прижавшись друг к другу. Одна из них плакала, а остальные оказались настолько ошеломлены, что не могли издать ни звука.
У Годрика за спиной раздался какой-то шорох, и он обернулся как раз вовремя: на него готовился напасть четвертый разбойник. И он был вооружен шпагой.
Годрик отразил удар. Лезвия заскрежетали друг о друга и разлетелись в стороны. Годрик понемногу отступал, внимательно наблюдая за противником. Только аристократам было разрешено носить шпаги. Годрик пытался разглядеть лицо врага, но тот надвинул на лоб треуголку, а нижнюю часть лица замотал платком.
А потом у Годрика не осталось времени на то, чтобы рассматривать лицо. Незнакомец нанес удар — быстро, умело и ловко.
Годрик понимал, что если будет отступать и дальше, противник просто-напросто загонит его в угол. Он сделал вид, будто хочет метнуться влево, а сам нырнул вправо, услышав, как рвется ткань его плаща. Годрик развернулся, чтобы отразить удар, и атаковал незащищенный бок врага. Но тот увернулся и выставил вперед руку. Годрик почувствовал, как лезвие шпаги прошлось по всей длине руки, обжигая точно раскаленное железо. Разрезанный рукав разошелся в стороны, и теплые струйки крови согрели кожу.
Однако рана скорее всего оказалась неглубокой, ибо рука Годрика действовала по-прежнему. Годрик вновь ринулся в атаку. Он метил противнику в лицо, и тот отшатнулся. Годрик попытался вырвать шпагу из рук негодяя, но тот довольно быстро пришел в себя после выпада. Платок соскользнул с лица, и Годрик смог его разглядеть.
Но в этот самый момент негодяй сделал выпад вправо, а Годрик слишком поздно понял, что это был обманный маневр. Он не смог парировать удар, но успел подставить левую руку.
Ее тут же пронзила невыносимая боль.
Противник Годрика развернулся и бросился бежать в сторону переулка на дальнем конце двора. Годрик машинально помчался за ним, точно зверь, не желающий отпускать добычу. Его левая рука пульсировала болью, и в этот самый момент он вспомнил о данном Мэггс обещании вернуться живым и невредимым.
Что ж, по крайней мере, он остался жив.
Годрик устало повернулся к детям и увидел, что Элф уже сидит на корточках перед маленькой угрюмой девочкой с рыжими волосами. Она изо всех сил хмурила брови, чтобы не показать слабости, но в то же время ласково вытирала перепачканное, залитое слезами личико ребенка.
При виде этого на сердце у Годрика стало немного легче. Он пытался сказать себе, что дети освобождены, но это почему-то не сняло тяжести, сдавившей его грудь. Он видел лицо своего противника. Человека, обрекавшего детей на рабство, негодяя, которому он позволил сбежать. А еще Годрик знал, что этот человек практически неуязвим и ему никогда не удастся отправить его на виселицу.
