Ознакомительная версия.
– Вот она, твоя родня, морэ, – весело произнёс влах, подходя к крайней палатке. – Эй, Михай!
Родня явилась глазам Ильи через минуту, держа за руку голопузого мальчишку, сосредоточенно сосущего палец. Илья удивлённо уставился на немолодого цыгана с суховатым лицом, состоящим, казалось, из одних острых углов: острый птичий нос, острые скулы, подбородок, острый и тоже удивлённый взгляд. Одежонка на цыгане была небогатая: рваная, вылинявшая до неопределённого цвета рубаха, разбитые сапоги. За его спиной переминалась с ноги на ногу жена. С минуту гость и хозяин молча мерили друг друга взглядами. Наконец сухое, недоверчивое лицо родственника посветлело, он шагнул вперёд, неуверенно улыбнулся, показав белые и тоже острые, как у волка, зубы:
– Смоляко, ты? Не помнишь меня? Ну вот просто сукин ты сын после этого! Я же Мишка! Ну, забыл, как ты меня чуть не утопил, когда под Ростовом стояли! За то, что я твою Настьку кинарейкой называл!
– Мишка-а-а! – завопил Илья, бросаясь в объятия Хохадо. Господи, сколько лет прошло? Пятнадцать? Двадцать?
Они облапили друг друга, заговорили наперебой, громко, весело:
– Как ты, морэ? Как ты? Откуда здесь? Почему с влахами кочуешь?
– Да вот, получилось так… Нешто тебе не рассказывали? Тому уж лет двадцать будет…
– Говорили, да я запамятовал. Ты ж ещё с Фешкой был, когда от наших съехал… Вы же с ней вроде в Сибирь собирались…
– Так ведь из-за неё, заразы, и съехать пришлось! Забыл, что ль, как две семьи из-за её языка змеиного передрались? Двум мужикам на их жён наговорила, они, дурни, поверили, и… Да ты вправду, что ли, не помнишь ничего, Смоляко?!
– Это до урагана на Кубани было или после? – наморщил лоб Илья.
– Когда дерево молнией в степи шандарахнуло? Да опосля… – Мишка вдруг хлопнул себя по голове. – Дэвла, ну да, чего ж это я… Где тебе помнить, когда у вас тогда дочь ослепла? И ты, и Настька, и Варька чёрные, как головешки, по табору ходили, ничего кругом себя не замечали…
Илья хотел было похвастаться Господним чудом – тем, что Дашка теперь снова видит, как все люди, – но, вспомнив, из-за чего оно произошло, благоразумно промолчал. К счастью, Мишка не обратил внимания на его замешательство, продолжая увлечённо рассказывать:
– Я со своей змеюкой в Сибирь смылся, нашёл там дядьку Ваню, ты его помнишь, может: моя сестра за его племянником замужем. И вот поди ж ты, как бог поиграл – в первый же день приходит дядькин сын, с ним – баба его…
В это время жена Мишки сделала шаг вперёд из-за спины мужа. Илья удивлённо вгляделся в ещё молодое, овальное, медное от загара лицо с родинкой на щеке, в миндалевидные глаза, тонкие брови. Медленно протянул:
– Та-а-ашка…
– Глядите-ка, люди, – узнал! – притворно обиделся Мишка. – Меня – нет, а её – враз! Ну, что – будешь ещё брехать, что жениться на ней не хотел?
Илья и Ташка одновременно рассмеялись. Илья разом вспомнил свою первую зиму в Москве, внезапный приезд в гости родни, дружные уговоры: «Женись, парень, коли на ноги встал, зарабатываешь – пора! Сватай Ташку, не прогадаешь!» Цыгане были правы: любой бы женился, едва взглянув на эти глаза, и брови, и родинку, и косы ниже пояса. Но Илья уже тогда ходил ошалелый от Насти и слышать ничего не хотел. Вряд ли Ташка была на него в обиде: сватались к ней табунами. Взял её в конце концов один богатый сибиряк – Илья даже не помнил, какого рода, – увёз к своим… а теперь вот оно как обернулось. Мишка, довольно скаля зубы, продолжал:
– Я как нашу Ташку у этих сибиряков увидел – а она уже подросшая, голова повязана, дитё кормит, второй по табору за ней бегает, – подумал: мать честная, пропадаю! Посмотрел на неё… Она на меня… Ну, и всё! Ночью её детей в телегу покидал, саму посадил – только нас и видели! До самых Уральских гор гнал, как на крыльях летел! Дух мы с ней перевели, думаем – куда вот теперь деваться? Назад, к своим, – там Фешкина родня… К сибирякам тоже ходу нет… Перекрестились и подались к влахам. Так и зацепились…
Снова взглянув на Ташку, Илья с недоумением увидел, что она вытирает глаза углом платка.
– Что ты, сестрица?
– Бог мой, сколько лет, Илья… – Она всхлипнула. – Я тебя вороным помню, а ты теперь…
Илья невольно провёл рукой по наполовину седым волосам.
– Ты сам здесь откуда взялся, морэ, а? – перебил жену Мишка. – Наши-то в Крыму сроду не кочевали… Верно я слышал, будто ты от них ушёл? А Настька где сейчас? На Москве али с тобой?
– На Москве, – коротко ответил Илья и, желая переменить разговор, спросил:
– Дети есть у вас? Много?
– А-а, чтоб у меня столько коней было, сколько этих сатанят… Тринадцать их, оглоедов. Пошли, покажу. – Мишка махнул рукой на шатёр и стоящую рядом с ним странного вида телегу, крытую рогожей, свешивающейся до самой земли. Присмотревшись, Илья увидел, что это не телега, а двуколка с задранными в небо оглоблями. Возле неё догорали угли костра. Над ними висел закопчённый котёл со вмятиной на боку, в котором что-то булькало, а рядом, жадно наблюдая за этим бульканьем, сидело трое худых большеглазых подростков с соломой в волосах.
– Пашка, Ванька, Васька, – отрекомендовал их Мишка, на всякий случай грозя сыновьям кулаком. Затем стукнул по колесу двуколки: – Эй, выджяньте[37]!
Под рогожей зашумели, завозились, кто-то громко заревел. Первой выскочила, путаясь в рваной юбке, девчонка лет десяти, чумазая и белозубая, с мелкокудрявой копной волос. Прямо в её подставленные руки вывалился, вопя, трёхлетний, совсем голый мальчишка. Из-под телеги выполз, отчаянно зевая, парень лет четырнадцати, за ним вылезли рыжая грязная собака и двухлетняя девочка в мужской кожаной жилетке на голое тело. Наконец из телеги высунулось сразу шесть грязных пяток, и на землю перед углями съехали друг за другом заспанные тройняшки.
– Вот! – гордо заявил Мишка, тыкая кнутом в сторону детей. – Это всё моё!
– Их же десять… – Илья бегло пересчитал Мишкино потомство.
– Двое сыновей женились, у меня внуков восемь уже. Или десять… Ташка, восемь или десять? А, бог с ними, какая разница… И дочь на Николу зимнего замуж выдал во влашскую семью. Эти – те, что на моём хребте остались.
«Остатки» молчали, сосали грязные пальцы, равнодушно поглядывали на незнакомого цыгана. Десятилетняя девочка улыбнулась Илье, ловко шлёпнула комара на щеке, смутилась и спряталась за плечо брата.
– Вот так и живём, морэ, – послышался за спиной Ильи негромкий голос, и он, оглянувшись, увидел подошедшую Ташку. – Тяжело, сам видишь. Вертимся, поворачиваемся, как воры на базаре. Мишка с сыновьями кузнечит, я гадаю, по ярмаркам бегаю, дети на базарах пляшут хорошо…
– Так отчего же тяжело, сестра?! – удивился Илья. – С таким выводком вы уж золоту счёт потерять должны! Да и ты всегда добыть умела, я ж помню…
Ознакомительная версия.
