— Вам придется быстро положить конец намерениям устроить грандиозную свадьбу.
— Тетя Сьюзетт не устоит перед упорством Элизабет.
— Она еще никогда не устраивала свадьбу дочери. Будьте осторожны.
— Или сына.
Майлз шутливо выгнул бровь.
— Я был женат.
Как только эти слова сорвались с его губ, Люк пожалел, что произнес их. Быть может, сказалось отсутствие в городе Мэдлин, из-за чего он ощущал себя нервным и заброшенным. Быть может, сказывалось буквально осязаемое счастье его сестры в блеске первой любви, которое придавало его самоанализу новый смысл.
Возможно, просто настало время услышать эти слова, сказанные вслух.
Не было сомнений, что Майлз был поражен и утратил дар речи. Он глотнул портвейна, поперхнулся и закашлялся. Потом выпрямился в кресле.
— Что?!
— В Испании.
У Майлза хотя бы хватило здравого смысла держаться спокойно. Люк не знал, почему заговорил об этом таким небрежным тоном. Он никому не рассказывал о своем браке, даже Алексу и Майклу. Они знали, точнее, он был уверен, что Майкл немного знает об этом, но оба были в достаточной степени сдержанны и никогда не задавали вопросов.
— Моя жена была, — он улыбнулся своим горько-сладким воспоминаниям, — испанкой, сеньоритой, настоящей леди. Красивая, храбрая… Она была дочерью дона и принимала активное участие в борьбе испанцев с французами. Мы были союзниками.
— Понятно.
На самом деле Майлзу вовсе не было понятно, и Люк это заметил. Это никому не было понятно.
— Я женился на ней. Ее убили французы, убив при этом и ребенка, которого она носила.
Конец истории.
Нет, не совсем.
— Господи, Люк, какая жалость, — голос у Майлза был напряженный.
— Да, жалость.
Люк снова налил портвейна, напустив на себя беспечный вид, вовсе не соответствующий его истинным чувствам.
— Элизабет об этом не знает.
— Не знает.
Майлз кивнул нерешительно.
— Конечно, нет. Она рассказала бы мне.
Такая уверенность вызвала у Люка легкую зависть. Именно вера друг в друга делала Элизабет и Майлза парой. Они были друзьями.
А Мэдлин друг ему?
Может быть, и так, подумал Люк. Страстная любовница — да. Дружба — это нечто иное. Она предполагает еще большую близость. Почувствовав, что ступил на опасную территорию, он налил еще вина.
Он никогда не рассказывал Мэдлин то, что рассказал сейчас Майлзу.
А нужно бы.
Наверное.
— С какой стати я стал бы рассказывать об этом сестре? — спросил Люк голосом, совершенно лишенным каких-либо эмоций — к его собственному удивлению, потому что горло у него сжалось. — К тому времени, когда я вернулся в Англию, все было кончено и похоронено.
— А почему вы рассказали мне об этом теперь?
— Понятия не имею.
— Вот как? — Майлз был молод, но в лице у него появилась какая-то древняя мудрость. — Не связано ли это каким-то образом с разговорами о свадьбе и красивой леди Бруэр?
Во время поездки Тревор уснул, и хотя обычно утверждал, что стал слишком взрослым для того, чтобы открыто проявлять свои чувства к матери, но так устал, что свернулся калачиком у нее на руках, и всю дорогу Мэдлин наслаждалась простой радостью — держать его в своих объятиях.
«Тревору нужны братья и сестры».
Мэдлин откинула волосы со лба сына и легко обвела пальцем его гладкую щечку. Какая драгоценность, Колин в миниатюре, но и на нее он тоже похож, с этими темными глазами и пытливым умом. Она была счастлива, и Марта угадала: она хочет иметь еще детей. Ей нравится быть матерью, ощущать как дар улыбку сына, звук его смеха, радоваться, наблюдая, как он подрастает.
«Если у нас с Люком будет ребенок, — подумала она, откинув голову на спинку сиденья и позволив своему воображению создать образ улыбающегося младенца, — будет он или она белокурым, и, может быть, у него будут необычные серые глаза Люка?»
Нет. Резко оборвав эти мечтания, Мэдлин открыла глаза.
Погода стала мрачной, по всему небу ползли низкие зловещие тучи в темно-серых закраинах, и в воздухе запахло дождем. В начале поездки она велела поднять шторы, потому что было жарко и душно, и теперь смотрела, как мимо пробегают сельские пейзажи, и как движение на дорогах становится все более оживленным, по мере того как они приближались к Лондону.
И к Люку.
Не основала ли она ложную надежду на иллюзии? Ночью после оперы она поймала отражение его лица в оконном стекле, когда он вошел в ее комнату.
Не на иллюзии, решила она через мгновение, потому что увидела в его глазах обычно скрываемую ранимость, какое-то застывшее выражение, которое обычно ему удавалось прятать почти без всяких усилий. И теперь ей нужно было решить — позволить ли ему самому прийти к выводу, что свела их не просто страсть, или ему нужна ее помощь?
Последнее, твердо решила она. Карета уже громыхала по мостовой, и начал накрапывать дождь. Несмотря на ужасную погоду, губы ее изогнулись в улыбке.
У Майкла был список, имена прислуги и примерное расписание их рабочего дня.
С этого можно начинать.
— Мотивация, — сказал он прозаичным тоном, — все еще неясна. Мне бы хотелось поговорить с леди Бруэр, если это возможно. Или наверное, будет лучше, если ты сам поговоришь с этой красивой дамой. Если кто-нибудь из членов клуба был как-то особенно связан с ее мужем, это безмерно помогло бы мне.
Люк направил свою лошадь в объезд свисающей ветки дерева, усыпанной каплями после недавнего дождя.
— Но естественно, она ничего не должна знать о том, почему я расспрашиваю о знакомствах ее покойного мужа?
— Естественно. — Согласие Майкла прозвучало спокойно и ровно, копыта его кобылы опускались на размокшую дорожку с глухим вялым стуком. — Или ты хочешь сообщить ей, что родственник ее мужа может оказаться бесчестным предателем, который будет повешен, как только мы сумеем доказать его преступления против короны?
— Не хочу, — согласился Люк, стряхивая с волос дождевые капли. — Но вряд ли она знает что-нибудь такое, что могло бы тебе помочь. Мэдлин не из тех женщин, которые станут защищать предателя.
— Мы часто можем вспомнить мелкие, незначительные факты, которые оказываются очень важными.
— Ты хочешь сказать, важности которых не сознаем мы, простые смертные. — Они поехали дальше, разбрызгивая грязь, и Люк порадовался, что, несмотря на дождь, он не сидит в четырех стенах, потому что физическая активность была противоядием от снедавшего его беспокойства. — Никто из нас не обладает твоей проницательностью.
— Она и не нужна всем нам.
