то не тревожься…
Тощий, но жилистый, крепкий, Глеб беспощадной волной надвигался все ближе и ближе. За ним колыхал ветвями багряный лес, такой яркий, нарядный, светлый. Лес был таким спокойным, умиротворяющим, что все происходящее казалось мороком, надо только развести руками серый туман беды.
— Мироша!!! — отчаянно закричала Марфа в этот слепящий багрянец.
Глеб оглянулся и замер, словно что-то увидел. Марфа размахнулась, но не смога ударить первой. Не смогла! Но ведь это последняя возможность. Последняя! А рука не поднимается.
А Глеб все стоял и стоял, склонив голову на бок.
— Марфа, ты его видишь? — повернул он к сестре бледное лицо.
— Вижу, — соврала Марфа, хотя никого не видела.
— Отстань! Слышишь?! Отстань! — заорал Глеб в багряную чащу. — Я ее не трону, отступлюсь. Отстань!
Глеб, выронил меч, наклонился поднять, споткнулся, снова встал.
— Марфа, скажи, что б отстал. Скажи ему, слышишь?!
— Глеб, уходи, и он отстанет. Савала там. Конь твой там, — указала она на восток.
— Нет, ты ему пошуми, пошуми, чтоб за мной не ходил. Что он за мной все ходит!
— Кто? — тихо спросила Марфа. — Изяслав?
— Изяслав помер, помер. А этот за мной ходит! Ты ж его видишь тоже?
— Кого?
— Жениха твоего, ради которого ты в Исадах осталась. Я тебе — уезжай, а ты с ним миловаться хотела, распутная. А теперь он за мной ходит. Вон стоит и улыбается, терн ест.
Глеб указал в пустоту. Марфа нервно сглотнула.
— Ростислав, — прошептала она имя молодого княжича.
— Да, в золотых одеждах, а без сапог. Босой. Дай ему сапоги, он от меня отстанет.
— Ты его, — догадалась Марфа, вспомнив большие наивные глаза муромского паренька. — Ты его сам зарезал, как агнца.
— Он на меня кинулся, первым догадался. Куда мне было деваться? Дай ему сапоги? Я сам ему отдам, — Глеб плюхнулся в траву и начал стягивать сапог.
— Вон он! — из леса выбежали трое ратных.
Марфа отшатнулась в сторону, прижимая детей. С глухой обреченностью она смотрела, как воины приближались. Но княжьим гридям было не до нее.
— Княже, куда ж ты сбежал? — как малому дитя ласково проговорил один из гридей. — Пойдем, пойдем. Ехать надобно, — и он осторожно потянул Глеба за рукав.
— Я к сестер пришел. Вон она, сестрица моя, — поднялся Глеб, указывая подбородком на Марфу.
— То просто баба, а княжна померла.
— Вон она, Ляшко, вон. Ты что ж не видишь? Что вы все ничего не видите?! — разъярился князь, но гриди бесцеремонно подхватили его под руки и потянули к реке.
Марфа, еще не веря до конца в свое спасение, заправила топор за пояс, добежала до туеса, вскинула его на спину, подхватила Елену, вязла за руку уже готового с малым туеском за спиной Якимку и поспешила к лесу. От греха подальше, в густую чащу. Мало ли, вдруг передумают да вернутся.
— Матушка, это бес был, да? — на бегу спросил Яким.
— Не ведаю того. Да нам с ним более встречаться не с руки.
Большим кругом Марфа уводила детей к дому, сердце никак не хотело войти в ритм, руки тряслись. «А Ростислав меня спас, невинная, святая душа. Упокой, господь, твою душу, Ростиславушка», — Марфа на ходу утерла слезу.
— Матушка, мы уж убежали, не плач, — успокаивающе позвал ее Якимка.
— То я так, от радости, — шмыгнула носом Марфа.
С полуденной стороны измученные они вышли к усадьбе и услышали стук топора.
— Батюшка вернулся? — улыбнулась Марфа, было шагнула и тут же махнула Якиму пригнуться, расслышав голоса.
Кто-то хозяйничал в усадьбе и это был не Миронег. Что же делать?
— Елица, куда узлов навалила, туда тащи! — расслышала, наконец, Марфа властный голос Рядяты. — Кушка, коня держи. Все самому.
— Ну уж, это совсем никуда не годится! — разозлилась Марфа и тяжелым шагом хозяйки пошла к усадьбе.
— Что вам тут надобно?!
Разъяренной волчицей, еще не отойдя от потрясений, влетела она в круг двора.
— Матушка Марфа, не гневайся и не гони, — смиренно поклонился Радята, мягким просящим тоном. — У вас тут под боком смиренно просим поселиться. Не стесним, мы вон там, в стороночке. А они пусть попробуют, каково под этим буяном ходить, — с плохо скрываемым злорадством кинул Радята куда-то в сторону реки.
— То Миронег Корчич пусть решает, — холодно отозвалась Марфа.
— Ой, да Миронег пустит, — расслабился Радята. — Козу куда, куда, дурень, козу повел? — позабыв про Марфу, кинулся он поучать мальчонку-челядина.
«Ну, что ж, — смирилась Марфа, — может и к лучшему. Все ж лишние мужские руки. Есть кому защитить. Спокойней».
Она милостиво разрешила Елице разложить под навесом новый скарб, накормила кашей усталых и испуганных девчушек. Вот и няньки, все ж Якимушке подмога.
Ночь уже хозяйничала в округе, уставшее семейство Радяты ушло спать на сеновал, Еленка с Якимом дремали в избе, а Марфа все сидела у костра в ожидании мужа. «Где же он? Там ведь бродит растерявший разум Глеб? Его вои? А зверье?» Воображение рисовала одну беду страшней другой. Время от времени огонь слабел, но Марфа снова подкидывала дрова, чтобы муж видел — его ждут.
Хрустнула ветка. Ухнула птица. Марфа вскочила, напряженно всмотрелась в темноту…
Из леса вышел Миронег, живой и невредимый.
— Что ж так долго, Мироша?! Уж я вся извелась, — кинулась к нему Марфа.
Лицо Миронега в свете отблесков костра было по-мальчишески задорным и счастливым.
— Вот, — осторожно протянул он нечто круглое. — Борть. Нашел, — прошептал на выдохе. — Слышишь? — позвал он наклониться Марфу.
Марфа расслышала едва уловимое гудение.
— Зимовать собрались, милые, — подмигнул Миронег. — У нас перезимуют. Бортник я снова.
— Бортник мой, любенький, — поцеловала его Марфа в обветренные губы. — Родной мой.
Июль 1237 г.
— Ниже, ниже пригибайтесь. Заметит нас, спугнем, — в тон шелесту трав проговорил Миронег.
Две темно-русые головушки послушно пригнулись, скрываясь в сиреневом облаке душицы. Миронег призывно махнул и сам первым пополз к
