— Это старший сын лорда Станмора, — пояснила графине ее спутница.
Графиня Эйтон не была лично знакома с семейством Станмор, но много о нем слышала. Лорд Станмор принадлежал к благородной шотландской фамилии. Его мать, в девичестве Бьюканан, была родом с берегов озера Лох-Ломонд.
Леди Станмор оказалась не менее интересной особой. Собирая всевозможные сведения о Миллисент, графиня Эйтон узнала о ее давней дружбе с Ребеккой Станмор, завязавшейся еще в те годы, когда подруги вместе учились в Оксфорде, в школе для девочек. Затем Ребекка десять лет жила в североамериканских колониях, и пути их разошлись. Но после долгой разлуки счастливый случай однажды снова свел их вместе. В то лето Ребекка вышла замуж за Станмора, а Миллисент овдовела.
— Юный лорд учится в Итоне, а чернокожий мальчуган, Изрейел, ходит в школу в Небуорт-Виллидже, — продолжила свои объяснения служанка. — Эти двое — большие друзья. Их водой не разольешь. Ребятишки часто здесь бывают. Повар, должно быть, уже приготовил для них конфеты. Он всегда старается угостить их чем-нибудь вкусненьким.
«Какой чудесный день», — подумала графиня, подставляя лицо лучам солнца. Стоя в саду, она глубоко вдохнула свежий морозный воздух и призналась себе, что уже давно ей не было так хорошо, как здесь, в Мелбери-Холле.
В просвете между деревьями, где совсем недавно были мальчишки, показалась высокая чернокожая женщина. Она наклонилась, чтобы поднять что-то с земли, затем выпрямилась и осторожно положила свою находку в корзину. Графиня смогла рассмотреть покрытое морщинами лицо негритянки и решила, что это и есть Охинуа. С самого своего приезда графиня страстно мечтала о встрече с африканкой, но знахарка оказалась просто неуловимой.
— Ступай и попроси ее прийти сюда и поговорить со мной пару минут, — велела графиня служанке.
Девушка поспешила выполнить просьбу госпожи. Стоя у садовой ограды, Беатрис увидела, как служанка подошла к негритянке и что-то ей сказала. Охинуа ответила, так и не взглянув в сторону сада. Девушка немного постояла в нерешительности, а затем поспешила обратно.
— Она спрашивает, зачем вы просите ее прийти сюда, миледи.
— Скажи, что я хочу поблагодарить ее.
Служанка убежала. Тяжело опираясь на трость, графиня вышла за ограду и остановилась. Отсюда ей лучше было видно Охинуа. Приняв отсутствующий вид, она потыкала тростью мерзлую землю. Вскоре запыхавшаяся служанка вернулась обратно.
— Она хочет знать, за что вы собираетесь ее поблагодарить, миледи.
— Силы небесные! Скажи ей, я должна поблагодарить ее за все, что она сделала для моего сына.
Девушка снова начала поспешно спускаться с холма, но графиня заметила, что Охинуа сделала шаг ей навстречу. К тому времени Беатрис уже успела преодолеть часть пути и принялась спускаться по склону.
— Что теперь? — спросила графиня.
Девушка остановилась на полдороге и крикнула:
— Она говорит, что своим выздоровлением ваш сын обязан самому себе. И что она тут ни при чем.
— Весьма скромно, — заметила графиня, делая еще несколько шагов по тропинке.
— Весьма скромно! — громко крикнула служанка, поворачиваясь к Охинуа.
— Я не просила тебя это повторять, — проворчала Беатрис. Заметив, что Охинуа взбирается на холм, графиня продолжила спуск.
— Что еще мне ей сказать? — спросила служанка, с трудом переводя дыхание.
— Лучше тебе отправиться в дом и передохнуть.
Девушка повернулась к лесу.
— Лучше тебе отправиться домой и…
— Не ей, — раздраженно рявкнула графиня, поравнявшись со служанкой, — а тебе!
— Мне? — Девушка растерянно повернулась к хозяйке.
— Да, тебе, — подтвердила Охинуа, проделав уже больше половины пути.
Служанка дважды присела в реверансе, попрощавшись с обеими женщинами, и побежала к дому.
Охинуа внимательно взглянула на Беатрис.
— Впредь вам следует знать, что я не люблю, когда меня требуют к себе.
— Это была просьба. Впрочем, неважно, — нетерпеливо проворчала Беатрис, взмахнув рукой. — Я просто очень хотела с вами познакомиться, но, боюсь, я бываю не слишком-то терпелива, когда чего-нибудь хочу.
— Вам свойственна резкость, — заметила Охинуа. — Это у вас в характере.
— Я знаю.
— И, пожалуй, грубость.
— Верно. Иногда.
— И упрямство.
— Когда обстоятельства заставляют. — Графиня подозрительно нахмурилась. — А как вышло, что вы так хорошо меня знаете?
Африканка пожала плечами.
— Я знаю вашего сына. Так чего же вы хотели?
— Если вы сможете выдержать общество такой взбалмошной старухи, как я, то мне бы очень хотелось составить вам компанию, пока вы гуляете и собираете свои травы и коренья.
— Что ж, раз уж вы спросили, то почему бы и нет? Вполне может оказаться, что две взбалмошные старухи гораздо лучше, чем одна.
Миллисент стремглав ворвалась в библиотеку, нарушив тишину веселым оживлением. Это была приятная перемена. Лайон с нежностью посмотрел на жену, стараясь не упустить ни одной мелочи. На Миллисент было нежно-голубое платье с изящным корсажем и низким вырезом, а шею украшала тонкая лента того же цвета.
— Сэр переодевается к обеду, — сообщила леди Эйтон, — а графиня уже спускается. Я подумала, что нам потребуется две кареты, чтобы добраться до Солгрейва, потому что…
— Все эти дни я тщетно пытаюсь остаться наедине с тобой хотя бы на мгновение. — Миллисент резко остановилась посередине комнаты и настороженно замерла. После приезда старой графини и Мейтленда Лайон с женой не знали ни минуты покоя. Время летело на редкость стремительно, даже в спальне, потому что Миллисент очень поздно ложилась и рано поднималась. Лайон давно ее раскусил: его жена всеми правдами и неправдами старалась избежать прямого ответа на тот вопрос, который он ей задал насчет поездки в Баронсфорд. — Ты сегодня прекрасно выглядишь.
Миллисент улыбнулась, ее щеки тронул легкий румянец.
— Ты и сам у нас настоящий красавец.
— У меня для тебя есть маленький подарок. Миллисент с любопытством взглянула на шкатулку, лежащую на столе.
— Ты уже и так дарил мне достаточно, Лайон. Мне вовсе не…
— Знаю, но я хочу, чтобы ты все равно взяла это, пожалуйста. Миллисент нерешительно приблизилась к столу.
— А по какому поводу?
— Мне не нужен повод, чтобы сделать подарок своей жене.
— Но мне нечего подарить тебе в ответ.
— Ты дала мне гораздо больше, чем я заслуживаю. Лайон притянул жену к себе, и она робко присела к нему на колени. Он передал ей шкатулку. Заглянув внутрь, леди Эйтон ахнула и тут же захлопнула крышку.
— Какая красота! Я не могу это принять.
