– Да нет. Его милость твердо вознамерился освободить мир – и меня заодно – от тяжкой обузы в самое ближайшее время. Он уверен, что если вы будете драться на шпагах, то он убьет вас.
Он бросил на нее взгляд.
– Более чем вероятно. Хотя я вполне могу положиться на свою доблесть, имея дело с чернью, но герцог обучался искусству владения клинком у значительно лучших мастеров, чем я.
Старательно избегая его взгляда, она изучала нарисованных по обе стороны камина лошадей.
– Герцог, как и его брат, учился у французских и итальянских фехтовальщиков.
– В таком случае он меня просто зарежет как скотину.
– Вы поэтому не стали решать вашу ссору с лордом Вейном, в чем бы ни заключалась ее суть, посредством дуэли? Он слишком легко мог убить вас?
– Эдвард слыл прославленным фехтовальщиком, но на кону тогда стояли вещи поважнее, чем его смерть. Она прикрыла глаза, чувствуя себя ужасно усталой.
– Просто чудовищно.
– Я сделал то, что мне казалось жизненно необходимым в то время, – заметил Дав.
Боль в ее груди нарастала, и вдруг безумное отчаяние охватило ее. Она встала с кресла. В свете, лившемся из окна, Дав казался бронзовым. Только вчера! У нее все пело в крови. Только еще вчера! Дав улыбнулся так, как улыбнулся бы ангелу смерти.
– Хотя теперь цена моего поступка слишком велика, ведь возлюбленная думала о нем хорошо. А ты стоишь передо мной как исполненный мести серафим, обливая меня презрением и обвинениями.
– Какое это может иметь значение?
– Я влюбился в тебя. А ты считаешь меня подлецом.
– Не может быть, чтоб вы влюбились в меня!
– Я влюблен в вас и говорю правду. Я любил вас и вчера, в конторе мистера Фенимора, и в моей постели сегодня утром. Я говорю правду целиком и полностью. А между тем желание и сомнение, страх и разочарование ведут яростный бой в вашем сердце. И я не могу повлиять на исход битвы. С моей стороны довольно смешно попросить вас просто поверить мне. Так что, если хотите, можете уходить, но знайте, что вы унесете с собой большую часть моей души.
Сильвия схватилась за ручку кресла, чтобы устоять на ногах.
– Я не могу вам поверить.
– Так вы собираетесь уйти?
– Ну как я могу уйти? Я пообещала герцогу, что буду искать улики, с помощью которых он мог бы добиться, чтобы вас повесили.
Губы его скривились.
– Ты будешь продолжать искать? Ведь ты посылала ему донесения все время, с самого первого дня. И наврала с три короба о своем прошлом.
Усталость одолевала ее, но она подошла к столу и принялась очинять перо.
– Да, – подтвердила она. – Берта относит мои донесения. Один из ливрейных лакеев Ившира встречается с ней на Шепардс-маркет.
– Пустая трата времени и сил. Я много чего делаю, но я не делаю ничего такого, за что меня можно повесить.
– Возможно, и есть, – предположила она. – И мне в качестве вашего секретаря не слишком трудно будет выяснить все, что надо.
К ее неимоверному изумлению, он рассмеялся.
– В таком случае, Джордж, займись-ка проклятущими квитанциями. Мне нужно выйти в город.
Полчаса спустя она мельком увидела его сквозь открытую дверь кабинета. Одетый с безупречным вкусом, в белом парике, шелковых чулках, туфлях с пряжками, голубовато-сером камзоле и при элегантной шпаге, подаренной Мег, сверкающей у бедра, он вышел на улицы Лондона разбивать сердца и сеять панику повсюду, где бы ни появился.
Облако душистой пудры опустилось на обнаженные плечи. Дав ждал, стоя в дверях. Мег казалась ему теперь слишком уж хрупкой – прекрасная Снежная королева, блистающая в оправе своего очаровательного будуара как бриллиант. Горничная подняла голову, зарделась, увидев его, и присела в реверансе.
Мег открыла глаза, увидела его в зеркале, поймала его отраженный взгляд.
– Ступай, – приказала она горничной. – подать вина.
Как только горничная вышла, Мег повернулась и протянула ему руки.
– Мой дорогой! Что случилось?
Он подошел и склонился над ее пальцами, а потом легко поцеловал в губы, теплые и ароматные, как роза после дождя. Прохладные, прекрасные, бесстрастные. Губы друга.
– Я пришел просить вашего позволения, мадам, рассказать Ивширу истину о его брате.
Краска медленно стала заливать ее лицо, что стало заметно даже под пудрой.
– Истина является не вашей тайной, и у вас нет права ее оглашать.
– Сильвия страдает из-за этого. Герцог страдает из-за этого.
Камни в кольцах, сверкнувшие на ее пальцах, напоминали слезы.
– И ты страдаешь из-за этого, я знаю.
– Я никогда не попросил бы только из-за себя одного.
– Я не могу, Дав. Ни у тебя, ни у меня нет права принимать подобное решение. Здесь замешано по крайней мере еще одно лицо, совершенно невинное. Мы дали друг другу торжественный обет оберегать ее любой ценой.
Горничная вернулась с серебряным подносом в руках, поставила его и вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
Дав налил вино в два бокала. Один бокал он вложил в ее руку.
– Но как еще можно разрешить такую проблему, Мег? Она пристально смотрела на свое отражение в зеркале.
– Итак, секретарь уже стала твоей любовницей?
– Да, а сегодня утром она спросила меня о лорде Эдварде. Мег круто развернулась на своем табурете и взглянула на него снизу вверх.
Дав прислонился к стене возле ее туалетного столика и криво улыбнулся.
– Я, как ты могла бы заметить, влюблен. Пожалуйста, не смейся надо мной, Мег! Я помню твое предсказание. Сильвия все время работала на герцога, разумеется. Я чувствую себя совершеннейшим дураком.
– Любовь умеет всякого человека превратить в дурака, по крайней мере раз в жизни. Как давно она работает на Ившира?
– С тех пор как покинула Францию. А возможно, и до того. Мои собственные шпионы лгут мне с большим энтузиазмом, включая и Таннера Бринка. Похоже, все готовы защитить ее.
– Кроме Ившира! Герцог не задумываясь бросит этого агнца льву, несмотря на то что считает тебя чудовищем.
– Не без причины. Право, Мег, мне действительно очень бы хотелось, чтобы все закончилось.
– Однако мы с тобой переживем. И Сильвия переживет. Но есть другая, которая пережить не сможет.
– Конечно, для меня пожертвовать собой всего лишь милый способ поупражняться в самоуничижении, – заверил Дав. – Но я не готов принести в жертву Сильвию. В данный момент она занята поиском улик, на основании которых меня можно повесить. И если она не сумеет ничего найти, то, полагаю, герцог вполне способен что-нибудь создать. У тебя есть какие-нибудь предложения?
– Люби ее. Твоя любовь свяжет ее, обеспечит ее преданность, что бы она там о тебе ни думала.
– Будучи человеком, в должной мере наделенным смирением, но не слишком обремененным скромностью, я примерно так и думал. Она стала моей любовницей, но по-прежнему намерена предать меня.
