– А у меня болит голова от тебя, – парировал он. – Оскорбляй меня, если это заставляет тебя чувствовать себя лучше, моя дорогая, но потрать немного времени и посмотри на себя в зеркало. Думаю, что ты сможешь обнаружить, что завидуешь мне гораздо больше, чем не одобряешь меня.
– Может быть, это и так – в некотором смысле, – признала девушка, удивив его до глубины души. – Я завидую твоей свободе делать и говорить то, что ты хочешь, и общаться с теми, с кем пожелаешь. Но я не стану завидовать твоему… недостатку чувств по отношению ко всем, кроме себя самого.
С него было достаточно.
– Благодарю вас за проницательную беседу, – отрезал Валентин и повернулся кругом.
Он оказался на улице, а затем внутри своей кареты до того, как осознал, что все еще держит в одной руке бокал с бренди. Нахмурившись, он допил остаток напитка и бросил хрустальный предмет на противоположное сиденье. Если бы Валентин мог четко мыслить, то он бы напомнил этой проклятой девице, что всего лишь прошлой ночью она провозгласила его каким-то героем. Конечно же, у него были чувства по отношению к другим людям; и то, что он не собирался делиться ими с каждым, включая себя, не означало, что они не существуют.
Валентин зарычал. Думать – это плохое занятие. Он узнал об этом очень давно. Высунувшись из окна, он ударил ладонью по двери.
– Доусон, вези меня в Будлз.
– Да, милорд.
Элинор сидела, пытаясь игнорировать пустое место рядом с собой, в то время как все остальные практически сидели друг на друге в маленькой гостиной. А также звонкое хихиканье женщин, учтивое растягивание слов Шеем, джигу, исполняемую на пианино умелыми пальцами леди Голдсборо. Что же, она должна была ожидать, что Валентин не станет сидеть и слушать, как она оскорбляет его.
Предполагалось, что сегодня ей будет легче. После прошлой ночи все должно было просто встать на свои места, предоставив ей возможность с удовлетворением идти по тому пути, который она должна была теперь ясно видеть перед собой. Она получила свое приключение, она осуществила свои самые тайные, самые порочные мечты, но каждый раз, когда ее взгляд падал на Валентина, ей снова хотелось их осуществлять. Проклятие, предполагалось, что она будет в состоянии оставить все то, что было вчера, позади, и смотреть вперед, на устройство своей последующей жизни.
Возможно, в этот и была проблема. Деверилл проделал именно это, а она все еще не может продвинуться дальше того, как свободно она себя ощущала в его объятиях.
– Нелл, – сказал Шей, заставив ее подскочить, когда он присел рядом с ней на диван. – Я видел повешенных воров, которые выглядели более счастливыми, чем ты. Что-то не так?
– Все в порядке. Я просто думаю.
– Ты думаешь с тех пор, как вернулась с прогулки с Нолевиллом этим утром. – Ее брат бросил взгляд в сторону Роджера. – Он что-то сказал тебе? Потому что, несмотря на наше соглашение не лезть в твои дела, я с радостью сломаю его пополам для тебя.
Элинор поразмышляла над тем, сделал бы ее брат такое же благородное предложение, если бы знал, что Деверилл, а не Нолевилл, был виноват в ее задумчивости. Сломать пополам Валентина, несомненно, было бы более сложным – и опасным – занятием.
– Это не обязательно, – ответила девушка. – Хотя я устала. Ты не против отвезти меня домой?
– Нисколько. – Поднявшись, Шарлемань помог ей встать на ноги. Они извинились перед лордом и леди Голдсборо, и ее брат повел девушку на улицу. Как только их кучер подъехал к парадной двери, он помог ей войти в карету, и сам забрался внутрь следом за ней.
– Мои извинения за то, что я утащила тебя прочь, – произнесла девушка, все еще пытаясь собраться с мыслями. Ей просто не нужно думать о Деверилле, и о прошлой ночи. Элинор подавила желание нахмуриться. Как же это трудно, не думать о самых важных моментах твоей жизни.
– На самом деле, я искал причину, чтобы уйти, – протянул Шей. – Я ведь прошел только из-за тебя и шоколадного десерта, помнишь?
Она выдавила улыбку.
– Как я могу забыть?
– Итак, что случилось? На самом деле?
– Я же сказала тебе, я просто…
– Устала. Да, я слышал. Кажется, ты и Валентин вели интересную беседу. То есть до тех пор, пока он не ушел. Неужели он что-то сказал тебе? Что-то из его обычных непристойных, пикантных подробностей?
Это и в самом деле было то, что он сказал, осознала Элинор. Кое-что из его обычных, циничных, пресыщенных взглядов на жизнь. Она и раньше слышала это от него и всегда находила это забавным. Но не сейчас. Не тогда, когда он пытался сказать, что ничто не трогает его, или что ничто не имеет для него значения. Не тогда, когда он подразумевал, что она ничего не значит для него.
– О, я полагаю, так и было. Когда слушаешь Деверилла, всегда ожидаешь услышать какой-нибудь вздор.
– Я полагаю, так и было, – повторил ее брат.
Они сидели в молчании на протяжении нескольких минут, Элинор симулировала сонливость и притворялась, чтобы не обеспокоить Шарлеманя. Конечно же, он беспокоился за нее все несколько прошедших недель, с тех пор, как она начала свое восстание. Девушка вздохнула.
– Итак, кто, по твоему мнению, достоин того, чтобы присоединиться к нашей семье в качестве моего супруга?
Он вздрогнул.
– Что? Ты спрашиваешь меня? Я думал, что все это восстание направлено на то, чтобы ты не прислушивалась к нашим советам.
– Я не сказала, что я буду к ним прислушиваться, – поддразнила она. – Я просто спрашиваю твое мнение.
– Во всяком случае, это не Нолевилл, этот скучный тип, – пробормотал Шей.
– Разве он не находится в списке у Мельбурна?
– Думаю, что в списке Мельбурна есть несколько даже полумертвых людей.
– Ага!
Шей нахмурился.
– Что «ага»?
– Я знала, что Себастьян составил список потенциальный мужей для меня. А сейчас, расскажи мне в…
Брат отпрянул от нее настолько далеко, насколько мог, в закрытом экипаже.
– Нет, я не стану этого делать. Спроси у Мельбурна, если ты хочешь знать что-то о Мельбурне.
– Трус.
– Ты чертовски права. Но я не буду отвечать за то, что ты откажешь каждому подходящему мужчине из этого списка только для того, чтобы поступить вопреки его светлости.
– Тогда мне придется отказать каждому подходящему мужчине в Лондоне, просто для того, чтобы быть уверенной, что ни один из его фаворитов не проскользнет.
Шей выругался.
– Не веди себя как ребенок, Нелл. Мы сделали все, чего ты хотела. Ты же не можешь вечно вести себя как амазонка.
Амазонка. На самом деле ей понравилось это сравнение.
– Это не связано с тем, что я веду себя как ребенок, а с тем, что вы считаете ребенком меня. Назови мне основательную причину, по которой никто так и не потрудился познакомить меня с этим списком. Ради Бога, предполагается, что именно этих мужчин вы выбрали, чтобы я провела с одним из них почти всю свою жизнь. И все же мне не позволяют узнать их имена. Кто принял это решение?