Поцелуй ошеломил ее, возбудив такие чувства, каких она еще не знала. Ей казалось, что жар этого мускулистого тела сжигает ее; он вызвал такую ответную реакцию, которой она никак от себя не ожидала. Ее руки, до этого упиравшиеся в грудь Моргана, скользнули по его широким плечам, и Сэйбл порывисто прижалась к нему.
Она ахнула, почувствовав, как отвердевшая мужская плоть упирается в псе, сквозь защиту юбок. Соски ее грудей напряглись под тонкой материей платья. Огромные руки Моргана, скользнув по девичьей спине, легли на ягодицы; он крепко прижал ее бедра к своим, и его горячие губы впились поцелуем в ее шею.
Сэйбл тихо застонала, почувствовав томительное напряжение в нижней части живота, какое-то смутное желание… Когда его жадные губы снова нашли ее уста, она уступила его настойчивости и ответила на поцелуй. Оторвавшись наконец от ее губ, Морган прерывисто выдохнул.
– Бог ты мой, как вы возбудили меня! – застонал он, по-хозяйски поглаживая ее податливое тело, пытаясь обнажить тугие груди.
Прикосновение мужской руки к ее атласной коже было подобно жаркому пламени, но когда он попытался расшнуровать ее корсаж, Сэйбл воспротивилась и попыталась освободиться. «Нельзя позволять этого!» – приказала она себе. Ее охватила паника: ведь ей не удастся скрыть свою наготу от людей, собравшихся в бальном зале Хэверти!
– Отпустите меня, пожалуйста! – задыхаясь, прошептала она и была поражена, когда Морган беспрекословно подчинился.
Тотчас же отпустив ее, он отступил на шаг, и губы, только что так жадно целовавшие ее, искривились в циничной усмешке.
– Да вы просто тигрица, моя милая! – сказал он, переводя дыхание.
В глазах Моргана горела страсть. Он и сам был потрясен силой своих чувств, жгучим желанием, охватившим его, когда он целовал ее мягкие, податливые губы. Морган собирался всего лишь пофлиртовать с ней, «прозондировать почву» и проверить, удастся ли развлечься во время пребывания в Лондоне.
Вышло же так, что он стал невольной жертвой своих намерений, которые внезапно обернулись против него самого; теперь он больше ни о чем не мог думать – только о том, как страстно желает эту маленькую гордую красавицу, стоящую перед ним. Ее изумрудные глаза прожигали его насквозь. Губы девушки были все еще влажными и манящими, но под его тяжелым взглядом она отступала от него все дальше, возможно, потому, что чувствовала, чего он добивается, а возможно, потому, что не очень доверяла и самой себе.
– Я пойду в зал, – тихо сказала Сэйбл; она слышала, как гулко бьется в груди сердце. – Н-наверное, отец уже разыскивает меня.
– Вы так часто говорите о нем! – заметил Морган, небрежно повязывая свой галстук. Его беззаботность задела Сэйбл; она не заметила в темноте легкого подрагивания его пальцев. – Видимо, вы его очень уважаете?
– Я очень его люблю, – с дрожью в голосе сказала девушка, и ее тон означал, что Морган Кэри никогда не дождется от нее того же самого.
– Ему повезло, – сухо заметил Морган: он сам не понимал, почему ее слова так уязвили его. – А я с ним знаком?
– Уверена, что нет! – отрезала Сэйбл.
Девушка начала приходить в себя. Кровь уже не играла в ее жилах, и сейчас ей хотелось лишь одного: поскорее исчезнуть с глаз этого красивого, загадочного гиганта, который целовал ее и пробудил в ней такие странные и пугающие желания. А ведь она охотно уступила его напору, и осознание этого устыдило и обеспокоило ее.
– Его имя? – настаивал Морган, крепко прижав ее к перилам веранды.
– Чарльз, – чуть помедлив, прошептала Сэйбл; она надеялась, что теперь-то он отпустит ее. – Чарльз Сен-Жермен.
Темная бровь Моргана взметнулась вверх.
– Граф Монтеррей?.. Сэйбл кивнула.
– Пожалуйста, позвольте мне уйти! – выдохнула она, но Морган по-прежнему преграждал ей дорогу.
Он стоял так близко от нее, что она ощущала жар его тела; Сэйбл вдруг почувствовала, что ею снова овладевает странная истома. Она вздрогнула и отвернулась, на глаза ее навернулись слезы.
– Но у графа Монтеррея только одна дочь, и ей всего семнадцать лет.
– Мое имя – Сэйбл Сен-Жермен! – с гордостью заявила девушка. – И этим летом мне исполнится восемнадцать.
Лицо Моргана выражало полнейшую растерянность.
– Вы – леди Сэйбл Сен-Жермен?..
– Совершенно верно, – ответила она с достоинством, стараясь не думать о том, что этот субъект всего лишь несколько минут назад страстно целовал ее и с наглой фамильярностью касался ее обнаженной груди.
– Прошу простить меня! – резко проговорил Морган. – Если бы я знал, что вы его дочь, я бы не обратил на вас ни малейшего внимания.
Сэйбл пристально смотрела на него – смотрела, едва сдерживая клокотавшую в ней ярость.
– Да перестаньте же наконец бахвалиться, Морган Кэри! – взорвалась она. – Судя по всему, вы привыкли к тому, что стоит вам поманить женщину пальцем – и она ваша. Но запомните хорошенько, сэр, я не из их числа! По совести говоря, надеюсь, что вижу вас в последний раз!
Сэйбл в бешенстве оттолкнула его, и он не удерживал ее. Она уже подошла к дверям зала и вдруг услышала за спиной его язвительный смех. Резко обернувшись, она увидела в полумраке рослую фигуру. Он стоял, широко расставив ноги, упершись руками в узкие бедра, в точности олицетворяя собой капитана, стоящего на юте пиратского судна.
– Надеюсь, моя милая Сэйбл, мы еще увидимся, – тихо проговорил он, и в его глуховатом голосе звучала уверенность. – Наступит день, когда ты повзрослеешь и одаришь меня своей любовью.
– Сначала я увижу вас в гробу! – прошипела девушка и быстро прошла в дверь, но перед этим ночной ветерок донес до ее ушей веселый смех моряка…
– Сэйбл, любовь моя, где ты была? Я повсюду искала тебя.
Перед ней стояла мать, золотистые глаза которой потемнели от утомления. От страха за нее у Сэйбл екнуло сердце. Но наблюдательная Рэйвен, положив руку на запястье дочери, поспешила успокоить ее.
– Нет-нет, со мной все в порядке, – заверила она, – просто я немного устала. Но мы с отцом решили использовать мою усталость в качестве предлога для того, чтобы откланяться пораньше. – Она вдруг осеклась и испытующе взглянула на дочь. – Или тебе хотелось бы остаться?
– Нет-нет! – тотчас же ответила Сэйбл. – Поскольку ты устала, то, конечно, поедем домой! – С нехарактерной для нее резкостью она добавила: – От этого бала меня уже тошнит!
Рэйвен облегченно вздохнула и взглянула на Чарльза; тот в этот момент извинялся перед Джорджем и Дороти Хэверти за ранний уход.
– Лайм! Ради Бога, что ты пытаешься доказать?
Эдвард Эдриан Сен-Жермен, виконт Одли, повернул своего длинноногого чистокровного гнедого и окинул брата гневным взглядом. Как и отец, он легко выходил из себя, когда его что-то раздражало. Впрочем, в свои шестнадцать лет Эдвард умел проявлять порой поразительную сдержанность и зрелость. Он явно возмужал, и этого нельзя было не заметить.
