Отец следил за ним и по его лицу трудно было определить его мысли. Когда Юлиан окончил свое занятие, он посмотрел на отца и спросил:
— Я думаю, что пора спать, не правда ли?
Старик встал.
— Ты не хочешь выпить чего-нибудь?
— Нет. Спасибо.
Свет упал на фигуру отца. Он был еще красивый, надменный и спокойный. Юлиан походил на него. У отца был тот же ровный нос, резкий подбородок и красивый рот, те же светлые проницательные глаза с густыми ресницами. Доминик Гиз носил монокль, у него были серебристо-белые волосы. Юлиан некогда не носил монокля и волосы его были светлые и блестящие. И отец и сын производили впечатление далеко незаурядных людей. Юлиан был еще выше отца и его серые глаза были темнее. Старик легким движением руки указал на газету:
— Ты сегодня удачно защищал дело.
— Да, дело было нелегкое, — сознался Юлиан.
— Теперь я должен вести дело Лабона. Он сам написал мне письмо.
Старик снял монокль и снова надел его.
— Это будет самый громкий процесс сезона?
— Да, наверно.
— Ты самый молодой из приглашенных защитников?
— Да. Я не ожидал, что Лабон сам попросит меня, — заметил Юлиан, и достав портсигар, закурил папиросу.
Отец дотронулся к его плечу своей худой старческой рукой, и рука его чуть заметно дрогнула.
— Хорошо. Спокойной ночи, — сказал он своим бесстрастным голосом.
Он ушел в свою комнату. На щеках старика появился легкий румянец. Когда затихли его удаляющиеся шаги, мысли Юлиана приняли другой оборот и он совершенно забыл о деле Лабона. Он открыл окно и снова благоухающий аромат нарциссов, как облако благовония, донесся к нему. Он опять вспомнил Сару.
Несмотря на то, что Сара поздно легла спать, она проснулась рано и вспомнила о предстоящей поездке верхом. Сара также, как и Клод, очень любила лошадей и прекрасно ездила верхом, чем гордился и восторгался Клод. Когда он бывал в Париже, они всегда катались вместе.
В это сияющее утро, когда все сверкало и цвело вокруг, Сара с глубокой тоской думала о том, что Клод был лишен теперь всех радостей жизни, и мысль о нем омрачала ей прелесть весеннего утра и удовольствие, которое ей всегда доставляла прогулка верхом. Если бы Клод мог быть теперь рядом с ней! Она вспоминала его милое некрасивое лицо, его прекрасные руки, его монокль на черной широкой ленточке и его безупречную посадку в седле.
В это прелестное благоухающее утро Саре казалось, что Клод находится рядом с ней, и она видела перед собой его лицо, густые Темные волосы, его удобный верховой костюм и блестящие коричневые сапоги.
— Проклятие, — невольно подумала Сара, и горькая, бессильная злоба проснулась в ней при мысли, что никогда больше несчастный Клод не сможет сопровождать ее на прогулку, никогда больше не будет смеяться и радоваться, как прежде.
Эти мысли отравляли ей жизнь. Ей казалось, что померкло сияющее утро и мрак окутывал ее душу. Она остановила свою лошадь и отправилась в обратный путь.
Дома в вестибюле ее встретила Хэкки.
Первая мысль Сары была о Клоде.
— Ему хуже? Он пришел в себя?
Она бросилась к лифту.
— Господину Дезанжу не хуже, — остановила ее Хэкки и в ее голосе прозвучала недовольная, почти враждебная нотка. — Приехала миледи! — на ее выразительном лице мелькнула гримаса. — Миледи приехала в автомобиле с целой горой багажа. Я была поражена неожиданностью, уверяю вас, мисс Сара.
— Я пойду наверх, — сказала Сара. — Где находится леди Диана, Хэкки? В белой комнате?
— Нет. Я устроила миледи в красной комнате, — ответила Хэкки, глядя в пространство.
У Сары дрожали губы. Она быстро обернулась, вошла в лифт и нажала кнопку. Мать Сары следила за тем, как ее горничная, молодая француженка, распаковывала вещи. Когда вошла Сара, она подняла голову и подставила надушенную щеку для поцелуя.
— Ты можешь приютить ненадолго бедную странницу, дорогая?
Мать всегда была откровенна с Сарой, которая не могла понять цели ее внезапного приезда.
Она сказала по-английски:
— Отошли свою горничную, мама, и объясни мне что случилось?
— Боже, — какая проницательность! — рассмеялась леди Диана. — Неужели даже такие матери, как я, не могут испытать сильного желания повидаться со своей единственной дочерью без всяких других низменных целей?
Сара тоже рассмеялась, нагнулась к матери и поцеловала ее. Когда вышла изящная горничная, она сказала:
— Итак?
Леди Диана неуверенно взглянула на дочь и немного рассеянно начала искать свой золотой портсигар, украшенный бриллиантами. Не найдя в нем папирос, она взяла папиросы из портсигара Сары и закурила, усевшись на низеньком диване с бесчисленными пестрыми шелковыми подушками.
— Главная причина в деньгах, моя дорогая, — сказала она, наконец, выпуская кольца дыма. У нее были большие глаза золотистого цвета с длинными темными ресницами, нежный рот и очень белая кожа. Она была необыкновенно красивой.
— Да, ты очень красива, мама, — спокойно сказала Сара. — Продолжай, пожалуйста.
— Я должна была остановиться здесь, потому что у меня не было денег. Теперь ты знаешь правду.
— Все, как по обыкновению, — горько заметила Сара. Она встала и подошла к окну.
После свадьбы Клод предоставил в распоряжение леди Дианы большую сумму денег и кроме того два раза оплачивал ее долги. После болезни Клода Сара давала матери много денег, и она знала прекрасно, что ей и впредь придется делать это.
Пожав плечами, она обернулась; она сама была голодна и вспомнила, что еще ничего не предложила матери, как это требовало гостеприимство.
— Ты, вероятно, очень голодна, — сказала она сухо, — я велю подавать завтрак.
— О, я уже отдала нужные приказания, — сказала леди Диана, — но их не торопятся исполнить. Между прочим, как поживает бедный, дорогой Клод? Я пойду посмотрю на него.
Яркая краска залила лицо Сары:
— Нет, пожалуйста, не делай этого, мама. Клод не вещь, на которую можно посмотреть.
— К сожалению, он также в тягость тебе и другим, как ненужная вещь, — заметила леди Диана.
Сара посмотрела на нее. Она рассердилась, но ее мать не заметила этого, как не замечала никогда ничего, не касавшееся или не интересовавшее ее.
— Во всяком случае, — продолжала леди Диана, — во всяком случае, я привезла с собой человека, который развлечет тебя! Угадай, кто привез меня сюда на автомобиле? Мы случайно встретились на пароходе, а в Булоне его ждал автомобиль… Чарльз Картон! — с ударением закончила она.
Из-под густых опущенных ресниц она внимательно следила взглядом за Сарой. Сара рассеяно повторяла это имя.