Мисс Ханикот встряхнула головой, как будто не верила собственным ушам.
– Простите, но при чем же здесь лорд Билтмор?
– Старший брат виконта, Роберт, был моим лучшим другом. После его гибели Хью остался один на белом свете. Умирая, Роберт взял с меня обещание позаботиться о брате.
Вот только данное слово было не просто обещанием, а клятвой высшего порядка.
Одному из солдат Наполеона удалось выбить Роберта из седла. Однако молодой офицер не был ранен и даже не пострадал при падении – вот в чем трагедия. Его затоптали потерявшие всадников испуганные канонадой лошади. Когда Бенджамин разыскал друга и на руках вынес с поля боя, изо рта Роберта струилась кровь. Чувствуя, что уходит в иной мир, он произнес:
– Не бросай Хью.
Сквозь предсмертный хрип и мучительный кашель три коротких слова прозвучали едва слышно, а потом душа – или что-то другое, на чем держится человеческая жизнь, – покинула тело. Глаза стали пустыми и холодными.
– Глубоко сожалею о гибели вашего друга.
Бенджамин очнулся и взглянул в иные глаза – те, которые с теплым вниманием смотрели на него в эту минуту. Прочитал в них искреннее сочувствие и поморщился.
– Вы упомянули об обещании, – напомнила мисс Ханикот. – В чем же именно оно заключалось?
– Я обещал стать Хью если не братом, то самым верным и надежным другом. В числе прочего, это означает необходимость проследить, чтобы виконт женился на приличной, добродетельной молодой леди.
Теперь уже поморщилась Дафна. Пунцово покраснев, прошла по комнате и остановилась возле окна, из которого открывался вид на Сент-Джеймсский парк. Прижалась лбом к стеклу и надолго застыла в неподвижности. А когда наконец повернулась, то посмотрела со спокойным достоинством и заговорила как ни в чем не бывало:
– Лорд Билтмор – мой добрый приятель. По-вашему, отныне я должна обдавать его холодом только потому, что вы вдруг обнаружили сомнительное сходство с каким-то скандальным портретом?
– Можете поступать, как считаете нужным. Главное, достичь конечной цели – разбить неразумное сердце.
– Считаете, что ваш погибший друг хотел бы именно этого?
Чтобы удержаться от оскорбительного ответа, Бенджамин до боли прикусил губу. Нога, которая с утра вела себя вполне смирно, начала отвратительно ныть. Однако ему все-таки удалось взять себя в руки.
– Несмотря на дружбу, мы с Робертом были очень разными, – спокойно заговорил граф. – Он с детства отличался романтическим настроем и мечтал, чтобы брат обрел счастье в крепком браке с той, которая способна сохранить верность. Однако он знал, что Хью был – да и сейчас остается – наивным молодым человеком, и однажды поделился опасением, что, если с ним вдруг что-то случится, какая-нибудь ловкая и алчная красавица умело воспользуется ситуацией и окрутит парня.
– Но я вовсе не… – Дафна внезапно замолчала и посмотрела вниз, на ногу, которую граф, сам того не замечая, начал рассеянно растирать. – Что случилось?
Он тут же убрал руку и твердо покачал головой. Рана не обсуждалась никогда и ни с кем. Меньше всего на свете хотелось стать объектом болезненного любопытства или, хуже того, сочувствия.
– Мы понимаем друг друга, мисс Ханикот?
– Лично я понимаю, что вы не считаете меня достойной матримониального интереса лорда Билтмора.
– И готовы отклонить его внимание?
– Не могу сказать ни да ни нет. Чтобы обдумать требование, необходимо время.
– На вакантное место вы с легкостью найдете другого богатого аристократа. – Граф всего лишь хотел подчеркнуть положительную сторону вопроса, однако презрительный прищур голубых глаз и сжатые кулачки красноречиво объяснили, что благородное намерение было воспринято ошибочно и не получило достойной оценки.
– Наверное, вы удивитесь, милорд, узнав, что я не рассматриваю джентльменов в качестве взаимозаменяемых предметов.
– Значит, вы к нему неравнодушны? – Неудобная мысль ни разу не приходила в голову, а нога, черт возьми, болела все сильнее и сильнее, как будто невидимый враг прижигал мышцы раскаленной кочергой.
Мисс Ханикот слегка нахмурилась; на лбу, как раз над левым глазом, появилась крохотная ямочка.
– Не знаю. Мы друзья. Возможно…
– В таком случае договорились. Вы дадите ему мягкую и деликатную отставку, а я ни слова не пророню о портрете.
Из коридора донеслось пение. Фальшивое. Сестры Шербурн предупреждали о своем возвращении.
– Очень рад, что нам все-таки удалось достичь соглашения.
Хотелось бы услышать подтверждение сделки, однако мисс Ханикот посмотрела недоуменно.
– И все же, почему вы так уверены, что на портрете изображена именно я?
Графу и в голову не пришло солгать. О чем угодно, только не об этом.
– Вы излучаете свет.
– Прошу прощения?
– И на картине, и в жизни вы сияете.
Утверждение безоговорочно соответствовало правде. Ни одно живое существо не светилось подобно мисс Ханикот, и дело было вовсе не в пышных светлых волосах, не в прозрачной коже и даже не в ярко-голубых глазах. Свет струился изнутри и заставлял с болью осознавать, каким холодным, сырым, темным окопом была жизнь графа Фоксберна.
Розовые губки приоткрылись, как будто она… что? Удивилась, обиделась, растрогалась? В любом случае следовало немедленно уйти. Граф вежливо кивнул и направился восвояси, всеми силами стараясь заставить больную ногу двигаться естественно, а не стучать по полу безжизненной деревяшкой.
– Лорд Фоксберн.
Проклятие! Дверь была уже совсем близко. Бенджамин остановился, повернулся и вопросительно вскинул бровь.
– Хотелось бы уточнить. – Мисс Ханикот медленно подошла, и сердце взволнованно зачастило. Странно, с чего бы это? – Где вы видели картину? – Она словно спохватилась и добавила: – Портрет, который считаете моим.
– Не беспокойтесь, он находится в частной коллекции.
– И в чьей же?
– В моей.
Ответом послужил неясный звук, похожий одновременно и на вздох, и на стон.
– Всего хорошего, мисс Ханикот.
Чтобы не упасть, пришлось схватиться за спинку кресла.
Хуже не придумаешь: портрет находится у графа.
Дафна глубоко вздохнула и постаралась подавить растущую панику. Как же ему удалось заполучить картину?
И, что еще важнее, где вторая?
С Томасом они были знакомы с детства, и он уверял, что портреты предназначены для богатого, склонного к сельскому уединению сквайра. Разумеется, в то время, когда Дафна позировала для портретов, она была простой, бедной, никому не известной девушкой из убогого квартала. А потом судьба решила поиграть в кошки-мышки: как только сестра вышла замуж и стала герцогиней, жизнь головокружительно изменилась. Разве хватило бы фантазии представить себя в кругу аристократов? И все же теплилась надежда, что опасные произведения друга детства так и останутся в далеком сельском поместье. Желательно, на чердаке – под большим ржавым замком.
