Он на мгновение остановился в задумчивости, оглядел Жибасье с головы до ног и, видя, что тот в свою очередь окинул его насмешливым взглядом, затрепетал еще больше.
— Сударь! — обратился он к Жибасье. — Вы сами знаете, какие у нас суровые правила. Нам говорят: «Арестуйте!» — и мы арестовываем. Вот почему порой случается так, что мы совершаем досадные ошибки. Как правило, мы хватаем преступников. Однако бывает, что по недоразумению мы нападаем и на честных людей.
— Неужели? — с издевательской усмешкой спросил Жибасье.
— И даже на очень честных людей, — уточнил полицейский.
Жибасье бросил на него красноречивый взгляд, словно хотел сказать: «И я тому живое свидетельство».
Ясность этого взгляда окончательно убедила полицейского, и он прибавил с изысканной вежливостью:
— Боюсь, сударь, что я совершил оплошность в этом роде; но еще не поздно ее исправить…
— Что вы имеете в виду? — презрительно поморщился Жибасье.
— Боюсь, сударь, что я арестовал честного человека.
— Надо подумать, черт подери, что вы боитесь! — отозвался каторжник, строго поглядывая на полицейского.
— С первого взгляда вы показались мне человеком подозрительным, но теперь я вижу, что это не так, что, наоборот, вы свой.
— Свой? — с высокомерным видом проговорил Жибасье.
— И, как я уже сказал, поскольку еще не поздно исправить эту маленькую ошибку… — смиренно продолжил полицейский.
— Нет, сударь, поздно! — перебил его Жибасье. — Из-за этой вашей ошибки человек, за которым я был приставлен следить, удрал… А что это за человек? Заговорщик, который через неделю совершит, может быть, государственный переворот…
— Сударь! — взмолился полицейский. — Если хотите, мы вместе отправимся на его поиски, и это будет сущий дьявол, если вдвоем мы…
В намерения Жибасье не входило разделить с кем бы то ни было славу поимки г-на Сарранти.
Он оборвал своего младшего собрата:
— Нет, сударь! И пожалуйста, довершите то, что начали.
— О, только не это! — воскликнул полицейский.
— Именно это! — настаивал Жибасье.
— Нет, — снова возразил полицейский. — А в доказательство я ухожу.
— Уходите?
— Да.
— Как уходите?
— Как все уходят. Выражаю вам свое почтение и поворачиваюсь к вам спиной.
Повернувшись на каблуках, полицейский в самом деле показал Жибасье спину; однако тот схватил его за руку и повернул к себе лицом.
— Ну уж нет! — сказал он. — Вы меня арестовали, чтобы препроводить в префектуру полиции, так и ведите меня туда.
— Не поведу!
— Поведете, черт вас подери совсем! Или скажите, почему отказываетесь. Если я упущу своего заговорщика, господин Жакаль должен знать, по чьей вине это произошло.
— Нет, сударь, нет!
— В таком случае, я вас арестую и отведу в префектуру, слышите?
— Вы арестуете меня?
— Да, я.
— По какому праву?
— По праву сильнейшего.
— Я сейчас кликну своих людей.
— Не вздумайте, иначе я позову на помощь прохожих. Вы знаете, что в народе вас не жалуют, господа из рыжей. Я расскажу, что вы меня сначала арестовали без всякой причины, а теперь собираетесь отпустить, потому что боитесь наказания за превышение власти… А река-то, вот она, совсем рядом, черт возьми!..
Полицейский стал бледен как полотно. Уже начинала собираться толпа. Он по опыту знал, что люди в те времена были настроены по отношению к шпикам далеко не дружелюбно. Он бросил на Жибасье умоляющий взгляд и почти разжалобил каторжника.
Но, вскормленный на максимах г-на де Талейрана, Жибасье подавил это первое движение души: ему нужно было прежде всего оправдаться в глазах г-на Жакаля.
Он, словно в тисках, зажал руку полицейского и, превратившись из пленника в жандарма, поволок его в префектуру.
Во дворе префектуры собралась как никогда большая толпа.
Что было нужно всем этим людям?
Как мы уже сказали в одной из предыдущих глав, все смутно угадывали приближение мятежа, и предчувствие его витало в воздухе.
Толпа, заполнившая двор префектуры, состояла из тех, кто должен был сыграть в этом мятеже известную роль: все они явились за указаниями.
Жибасье, смолоду привыкший входить во двор префектуры в наручниках, а выезжать в забранной решеткой карете, на сей раз испытал неподдельную радость, чувствуя себя не арестованным, а полицейским.
Он вошел во двор как победитель, с высоко поднятой головой, задравши нос, а его несчастный пленник следовал за ним, как потерявший управление фрегат следует на буксире за гордым линейным кораблем, летящим на всех парусах и с развевающимся флагом.
В достойной толпе произошло замешательство. Все полагали, что Жибасье отдыхает на тулонской каторге, и вдруг он выступает за старшего.
Однако Жибасье, видя эти сомнения, не растерялся: он стал раскланиваться налево и направо, одним кивал дружески, другим — покровительственно; над собравшимися прошелестел одобрительный шепот, и к Жибасье стали подходить старые знакомые, выражая удовлетворение тем, что видят старого собрата.
Жибасье пожимал руки и принимал поздравления, чем окончательно смутил несчастного полицейского, на которого он смотрел уже с жалостью. Потом его представили старшему бригады, почтенному мошеннику, который, подобно самому Жибасье, на определенных условиях, оговоренных с г-ном Жакалем, перешел на службу в полицию. Он был возвращен с Брестской каторги и, таким образом, не был знаком с Жибасье; тот тоже его не знал, но, проводя время на берегу Средиземного моря, частенько слышал об этом прославленном старике и уже давно мечтал пожать ему руку.
Старейшина встретил его по-отечески тепло.
— Сын мой! — сказал он. — Я давно хотел с вами встретиться. Я был хорошо знаком с вашим отцом.
— С моим отцом? — удивился Жибасье, не знавший никакого отца. — Вам повезло больше, чем мне.
— И я по-настоящему счастлив, — продолжал старик, — узнавая в вас черты этого достойного человека. Если вам будет нужен совет, располагайте мною, сын мой, я к вашим услугам.
Собравшиеся, казалось, умирали от зависти, слыша, какой милости удостоен Жибасье.
Они обступили каторжника, и спустя пять минут г-н Каторжер де Тулон получил в присутствии полицейского, совершенно оглушенного подобным триумфом, тысячу предложений услуг и столько же выражений дружеских чувств.
Жибасье смотрел на него, будто спрашивая: «Ну что, разве я вас обманул?»
Полицейский понурил голову.
— Ну, признайтесь, что вы осел! — сказал ему Жибасье.
— Охотно! — отозвался тот, готовый признать еще и не такое, попроси его об этом Жибасье.
