Изабель опустила глаза, огорченная, что в пожеланиях верного слуги — благожелательных пожеланиях! — слышится эхо слов, какие бросил ей в лицо Франсуа в день своей свадьбы. И, конечно, он прав: время бежит быстро. И безвозвратно!
— Я огорчил вас? — встревожился Бастий.
— Нет, не огорчил, успокойся. Ты прав. Я тоже это понимаю. И могу тебе признаться, что после смерти моего дорогого мужа я лелеяла мечту стать принцессой де Конде, потому что убеждена, что и принц этого хотел бы. Но его жена, хоть и болеет беспрестанно, продолжает оставаться его женой. И мне вообще нужно перестать об этом думать, потому что питать надежду на чью-то смерть недостойно христианки. Господу Богу это может не понравиться. Но в таком случае за кого?
— Наверное, нужно подождать немного. Поклонников у вас не счесть.
— Среди них я не вижу ни королей, ни принцев, а ты сам сказал, что мое замужество должно быть блестящим.
— Я сказал это потому, что думаю: госпожа герцогиня достойна носить корону.
— Да услышит тебя Господь! Мне тоже кажется, что корона мне пойдет, — рассмеялась Изабель.
Но пока ей нужно было разрядить напряженную атмосферу в Фонтенбло, где дышать с каждым днем становилось все труднее. С этой целью Изабель и отправилась к Мадам, которая была в последнее время мрачнее тучи.
— Мне, кажется, я придумала, — начала Изабель, — как разлучить короля с этой жалкой девицей Лавальер. Мадам вовсе не обязательно удалять ее из своей свиты. Мы знаем, что, когда господин Фуке предложил ей деньги, она отправилась жаловаться прямо к королю. Если Мадам отошлет ее в родную Турень, она подаст королю жалобу.
— С нее станется! Так какой же выход?
— Близится зима, погода с каждым днем все хуже, Мадам неважно себя чувствует, она может пожелать вернуться к себе домой. Ее фрейлины уедут вместе с ней, и я не думаю, что король поселится у вас в Тюильри.
Морщинки недовольства на лбу нахмуренной Генриетты понемногу разгладились.
— Ну что ж, остается уговорить Месье.
— Больше всего на свете Месье любит жить у себя дома среди своих коллекций и друзей.
Два дня спустя чета герцогов Орлеанских отбыла в Париж. Двор не замедлил последовать за ними.
Посоветовав Мадам вернуться в Париж, Изабель лила воду и на свою мельницу. В Фонтенбло было мало места, все теснились, натыкаясь друг на друга, и теперь Изабель вновь наслаждалась удобствами своего уютного и просторного особняка на улице Сент-Оноре, неподалеку от королевского дворца. Она вернула — а не продала! — своей сестре, маркизе де Валансэ, особняк, который купила у нее несколько лет тому назад, и приобрела для себя другой, более удобный.
Сестра ее жила мирной семейной жизнью и растила уже пятерых детей. Одна из девочек была крестницей Изабель. Состояние родителей по-прежнему было весьма значительным, но постоянные улучшения замка успели поглотить немалую его часть. Изабель, предвидя всяческие хлопоты по части устройства племянников и племянниц, сочла, что семье нужно иметь в Париже надежное и достойное пристанище, и не только благородно вернула сестре особняк, но и содержала двух слуг, мужа и жену, которые следили за тем, чтобы дом всегда был готов принять своих хозяев.
Передышка, выпавшая на долю Мадам, переселившейся в свой дворец, оказалась недолгой. Беременность жены и скверная погода, которая будто нарочно испортилась после отъезда Орлеанов, поторопили короля, и весь двор снялся с места. Но пути в Париж были выбраны разные. Жену король усадил на оборудованную со всеми удобствами роскошную баржу, которая должна была, спокойно и не торопясь, доставить ее в столицу по реке, а сам вскочил в седло и, сопровождаемый свитскими дворянами, через несколько часов прискакал в Париж. Приведя себя после скачки в порядок у себя во дворце Пале-Рояль, король поспешил в Тюильри узнать новости о Мадам.
— Как? Уже? — воскликнул Месье, у которого такая поспешность вновь разбудила подозрения. Теперь он и у себя дома будет спать вполглаза. — Свою жену он надумал утопить, а сам прискакал за моей?! Какой муж стерпит такое? — жалобно простонал он.
— Монсеньор преувеличивает, — спокойным тоном возразил своему господину маркиз д’Эффья, который вместе с де Гишем и юным шевалье де Лорреном составляли троицу сердечных друзей принца. — Королева ничем не рискует. Сена никогда не пугала бурями и волнами, а уж лошади, что тянут баржу, тем более, они наверняка мирного нрава.
— От дождей на Сене может случится паводок, она выйдет из берегов и разобьет несчастную баржу о… о…
— Об опору моста, — милосердно пришел на помощь своему господину де Гиш. — Нет, такого не случится! Успокойте свое пылкое воображение, монсеньор!
— Воображение?! Да я готов биться об заклад, что он уже сидит у ее ног! Но у себя в доме я хозяин, и сейчас я его встречу!
Полыхая гневом, разгоряченный Месье помчался на половину жену и вошел без объявления. Картина, которая открылась его глазам, сразу его успокоила. Удобно расположившись в шезлонге, Мадам беседовала с герцогиней де Шатильон и мадам де Лафайет. Король тоже был здесь, но он стоял в амбразуре окна и разговаривал с юной Лавальер, которая по своему обыкновению слушала его, опустив голову и краснея.
— Ах, и вы здесь, сир! — воскликнул Филипп с фальшивой радостью. — Надеюсь, мой брат благополучно перенес путешествие, несмотря на дурную погоду!
— Прекрасно перенес, просто прекрасно! Надеюсь, что и ваш переезд, брат мой, тоже прошел благополучно. А теперь я огорчу вас своим уходом. Из-за непогоды я весьма беспокоюсь о королеве и собираюсь ее встретить.
— Ах, вот о чем вы беседовали с мадемуазель де Лавальер! Ну так я вам желаю доброго вечера, братец!
С этими словами экспансивный принц повернулся на высоких каблуках, подошел к жене, поцеловал ей руку и исчез так же мгновенно, как появился.
Теперь все смотрели на Людовика. Он снова улыбнулся кроткой Лавальер и подошел попрощаться к Мадам. Пожелав ей спокойной ночи, король удалился, явно чем-то недовольный. Лавальер присоединилась к остальным фрейлинам. Но пробыла с ними недолго. Не прошло и четверти часа, как Мадам, прервав беседу с герцогиней, вдруг обратилась к ней:
— Лавальер, вы можете идти к себе. Сегодня я больше не нуждаюсь в ваших услугах!
Молодая женщина вспыхнула до корней волос, сделала почтительный реверанс и под пристальными взглядами присутствующих покинула комнату. Очень скоро за ней последовали и все остальные.
— Не могу выносить эту девицу! Томные мины, притворная скромность — все выводит меня из себя. И уж совсем мне не нравится, что король позволяет себе ухаживать за ней в моих покоях. Королева уверена, что он влюблен в меня. Я прогоню ее! И пусть наш добрый король делает с ней, что пожелает!
