«Свою женщину», – повторила она про себя, когда дверь за Трэем со щелчком захлопнулась. От этих слов повеяло чем-то постоянным, падежным. Когда Лэйси наконец заснула, на губах ее играла улыбка.
С тех пор как Лэйси потеряла ребенка и крышу над головой, уже успело миновать три недели. Она постепенно оправлялась от болезни, к ней возвращались силы. Не забывала Лэйси и Энни, которая по три раза в неделю появлялась у нее и потчевала разными разностями. Улучшался и аппетит. Трэй ежедневно отпаивал жену крепким говяжьим бульоном.
«Как повар, он, конечно, оставляет желать лучшего, – смеялась про себя Лэйси. – Все у него всегда переварено или недосолено, или наоборот». Но она ежедневно и без возражений поглощала все, что приносил Трэй – он ведь от души старался ради нее. Кроме того, молодая женщина не могла не заметить, что муж ее избытком опыта по части балования женщин явно не грешил.
Доктор разрешил ей вставать с постели уже на вторую неделю.
– Пожалуйста, старайся не волноваться и не перегружать себя, хотя бы первые несколько дней, – предостерег он. – Вот потом, когда окончательно почувствуешь, что силы к тебе возвращаются, понемногу можешь начинать делать легкую работу по дому, например стряпать.
Карсон взглянул на стоявшего у изножья кровати Трэя.
– Супруг твой – повар никудышний. Тот бифштекс, которым он меня накормил вчера вечером, был жесткий, как подошва.
– Ну почему? Мне нравится, как он готовит. – Лэйси невольно встала на защиту Трэя. – Он такую вкусную яичницу с беконом поджаривает.
– Ну, конечно, конечно, – замахал руками доктор, – Разумеется, ты на его стороне. —
Он закрыл свой маленький черный саквояж.
– Жены всегда за своих мужей горой, вне зависимости от того, правы те или нет.
– Правильно, – поспешил согласиться с доктором Карсоном Трэй, пока его жена не начала утверждать обратное. Ему очень хотелось, чтобы она была на его стороне.
Этот разговор всплыл у Лэйси в памяти, когда она застилала свою постель. Постепенно у них с мужем начинали налаживаться нормальные человеческие отношения. Они очень много друг с другом беседовали, в особенности по вечерам, сидя на веранде и наслаждаясь прохладным летним ветерком. О своей матери Трэй всегда рассказывал с нежностью и легкой грустью. Было видно, что ему очень ее не хватает, но иногда у Лэйси складывалось впечатление, что ее уход из жизни сын воспринял даже с некоторым облегчением. Она еще более утвердилась в своем мнении, когда он рассказал ей о тех жестокостях и побоях, которые ей приходилось претерпевать от Булла Сондерса.
Лэйси тоже много рассказывала о своей матери, которую она уже толком и не помнила и с которой в ее памяти ассоциировался запах яблок и задорный, заразительный смех.
Поведала молодая жена и о своем отце, очень спокойном, нежном, порядочном человеке, обожавшем читать, который никогда не смог бы вписаться в такую жизнь, как у них на ранчо, с ее нравами и жесткими правилами.
Разгладив складки на покрывале, Лэйси вышла из комнаты. Затем она застелила постель Трэя и немного прибрала у него. В комнату Булла Лэйси не заходила никогда. Она никак не могла заставить себя прикасаться к тому, к чему прикасались руки этого человека. Даже сидеть за одним столом с ним во время обеда было для нее пыткой. Несколько раз ей случалось перехватывать его полный ненависти взгляд, устремленный на сына. После недолгих раздумий она пришла к выводу, что со стороны старика ее мужу грозила опасность, едва ли не большая, чем ей.
Когда Лэйси уселась за стол в огромной, чисто убранной кухне, она услышала, как ковбои собираются отправляться на перегон скота. Подперев ладонью подбородок, Лэйси принялась наблюдать за ними из окна.
Каждый раз, когда она видела, как они готовятся к очередному предприятию, сердце ее начинало ныть по мужу. Опасная это была работа – гонять полудикий скот! Ковбои должны были найти возможность собрать скот и перегнать его для клеймения молодняка. Можно оказаться раздавленным копытами обезумевших животных. Можно погибнуть от молнии в грозу. Можно… Да мало ли всяких опасностей подстерегают людей в открытом поле?!
Трэй, казалось, в эту пору просто жил в седле, с утра до вечера носясь по пастбищам на своем мустанге. По своей неприрученности и дикости рогатый скот не уступал оленям и ланям, забираясь днем в самые укромные места и выходя на кормежку лишь по ночам.
Муж как-то говорил Лэйси, что лучший способ перегона заключается в том, чтобы в одну из лунных ночей найти стадо и обратить его в бегство, напугав выстрелами. Тогда можно гнать животных до тех пор, пока они не выбьются из сил и не перейдут на шаг. Но иногда бывало и так, что стадо выскакивало на какую-нибудь прогалину, со всех сторон окруженную непроходимой чащобой колючих кустарников, и оказывалось «запертым» там. Тогда на помощь приходил пес Мэтта, который выгонял их оттуда.
Мимо окна проехал грузовой фургон. Лэйси, проводив его глазами, спросила себя, а суждено ли ей в следующем году увидеть всю эту сутолоку, связанную с выездом ковбоев на работу. Трэй очень о ней заботился, делал все, чтобы ей жилось хорошо, всегда был с ней вежлив и внимателен, даже тогда, когда усталый и грязный, после многих часов, проведенных в седле, возвращался на ранчо. Но… он не предпринимал никаких попыток уложить ее в свою постель.
Уголки губ молодой женщины печально опустились. Иногда ее муж даже засыпал, не договорив фразы. Впрочем, она его за это не винила, понимая, как много ему приходится работать.
Иное дело старый лентяй Булл. Тот только и знал, что ездить кругами и раздавать команды, вынуждая парней браниться про себя и проклинать его.
Они с Трэем просто в упор друг друга не замечали. Каждый вечер, перед тем как лечь спать, Лэйси запирала двери своей комнаты на ключ. То же самое она делала и днем, когда отдыхала после обеда.
Лэйси прекрасно готовила самые замысловатые блюда и в идеальном порядке содержала дом, так что у Булла не могло возникнуть ни малейшего повода для каких-либо претензий. Держать дом в чистоте ей было не в тягость. Он был великолепен. Она не могла надивиться той изумительной мебели, на которой старик Сондерс в свое время остановил свой выбор. Как же все это не вязалось с ним самим!
Диван в цветочек и два подобных ему кресла с великим трудом выдерживали его вес, а изящные столики с лампами из матового стекла смотрелись глупо и даже уродливо в его присутствии. В своей огромной качалке, стоящей против камина, Булл выглядел куда более органично.
Лэйси вспомнила и Руби Долтон. И то, как она ненавидела те дни, когда та являлась к старику в гости. Лэйси никак не могла понять, как эта женщина переступает порог их дома, если Трэй ни во что ее не ставит. Она вспомнила, как совсем недавно Руби приперлась сюда, причем под таким явно надуманным предлогом, как желание «выразить сочувствие бедной Лэйси» по поводу пожара.
