Сосредоточившись, Кэтрин начала шарить под подушкой. Ее пальцы наткнулись на мягкую бархатную сумочку с чем-то твердым внутри. Небольшое усилие – и цель поисков Кэтрин оказалась у нее в руках. Леди Фредерика даже не пошевелилась.
С дрожью восторга Кэтрин припрятала увесистый кошель и засунула под подушку свою визитную карточку – птичье перо. Потом она быстро развернулась и выскользнула из комнаты. Девушка выбралась на террасу именно в тот момент, когда небо озарили первые солнечные лучи.
Как это ни удивительно, обратный путь дался ей куда легче, хотя Кэтрин еще раз пришлось взобраться на конек крыши, чтобы отвязать свои веревки, а вес драгоценностей мешал сохранять равновесие. Скорее всего, девушку просто поддерживала радость успеха. Правда, когда Кэтрин спускалась по стене, ее поврежденная нога неожиданно скользнула, заставив девушку затаить дыхание и проделать весь оставшийся путь с бешено колотящимся сердцем.
Несмотря на все это, Кэтрин продолжала упорно двигаться вперед: ведь сейчас, когда дело уже практически завершено, ее могут поймать уже с ворованными драгоценностями.
Миновав садовые ворота, девушка помчалась к заброшенной конюшне, где оставила свою лошадь. Ее нога, не привыкшая к таким нагрузкам, сильно болела, но Кэтрин не собиралась останавливаться.
Она победила! За спиной девушки словно выросли крылья и, даже не успев еще ничего сообразить, она оказалась в конюшне.
Увидев хозяйку, лошадь тихонько заржала. Ее темную шерсть было почти не различить в полумраке, но яркая полоска на морде влекла к себе, будто огонек маяка. Кэтрин оставила ее в стойле, которым, по всей видимости, давно не пользовались. И вообще, здесь все вокруг было покрыто пылью и пропитано затхлым запахом навоза.
Переложив содержимое бархатной сумочки в кожаный мешок, притороченный к седлу, Кэтрин сменила одежду Джареда на свое серое платье. От всей этой гонки она задыхалась, а ее сердце от возбуждения разрывалось на части. Быстро отхлебнув воды из припасенной фляжки, девушка промочила пересохшее горло и вывела лошадь из конюшни в свет занимающегося утра.
Наступал день ее торжества.
В первый раз за долгое-долгое время Маркус с радостью въехал в железные ворота Андерсен-холла. Он пустил лошадь шагом и направился в сторону конюшен. Маркус пребывал в крайней стадии изнеможения. Эйфория по поводу успеха уже прошла, и опустошенность, сопутствующая завершению очередного задания, вступила в свои права.
Маркус размышлял о том, что произошло. О вреде, который он был вынужден нанести. О человеке, которого ему пришлось убить. Дело было даже не в том, что Ренфру не заслуживал смерти, просто зло, совершенное этим человеком, каким-то образом коснулось и Маркуса, окрасив его душу в черный цвет.
По пути домой, во время длинных перегонов, у Маркуса было достаточно времени, чтобы воскресить в своей памяти лики прошлого и понять, что его деяния были темны, как ночь.
Пожалуй, он становится слишком старым для подобных заданий. Больше всего на свете Маркусу хотелось сейчас увидеть Кэт. Ее нежность изливалась на его душу целительным бальзамом. Благодаря ей он обретал новое, свободное дыхание.
Солнечные лучи залили светом зеленую лужайку, раскинувшуюся перед рядом деревьев, которые окружали приют. «Кэт вот-вот проснется, быть может, она уже поднялась», – подумал Маркус, спешиваясь.
Из сарая вышел конюх Тимми.
– Проклятье, я похож на торговца тряпьем в день распродажи, – пробормотал он. Его соломенного цвета шевелюру украшала пыльная коричневая шапка, постоянно сползающая ему на глаза.
Маркус передал ему вожжи:
– Дайте Полли двойную порцию овса. И хорошенько ее вычешите. Она сослужила мне добрую службу.
– Рад, что вы наконец-то вернулись, майор, – в голосе Тимми звучало явное удовлетворение, хотя его тощие плечи горбились, а подбородок упрямо торчал вперед, словно парень намеревался с кем-то свести счеты. – Хотел бы увидеть, какое лицо будет у Девейна, когда вы появитесь.
Маркус замер на месте.
Тимми повел лошадь в стойло.
Маркус вошел следом и сощурился, привыкая к полумраку. Когда он вдыхал запах сена и навоза, его неизменно охватывало ощущение покоя и уюта, но сейчас он не почувствовал ничего, кроме внезапной тошноты в пустом желудке.
– О чем, черт побери, вы толкуете, Тимми?
Тимми хмыкнул и потащил ведро к стойлу Полли.
– Если хотите знать, все это нехорошо.
– Что именно нехорошо? – переспросил Маркус, теряя терпение. Парню лучше сейчас же перестать ломать комедию и обо всем ему рассказать. Пытаясь успокоиться, Маркус оглядел лошадей, которые стояли в стойлах. Его отец страстно увлекался коневодством и нередко обращался к жертвователям с просьбой пополнить конюшню Андерсен-холла. И хотя благовоспитанное общество, скорее всего, не сочло бы ни одну из местных обитательниц образцовым представителем породы, скромная конюшня приюта казалась вполне приличной.
– Нехорошо, когда женщина уносится куда-то на коне посреди ночи, – заявил Тимми, неотрывно глядя на щетку, которой он водил по лошадиному боку.
Сердце Маркуса дрогнуло.
– Какая женщина? – осведомился он, уже прекрасно зная ответ.
Упорно глядя в сторону, парень сосредоточенно вычесывал лошадиный бок.
– Мисс Миллер. – Темп расчесывания ускорился, и Тимми раскраснелся. – И я готов поспорить на лучшее седло – это проделки Девейна.
Маркуса охватил бешеный приступ ревности. Он стиснул зубы.
– Прескотта Девейна?
– Ну да. Этот субчик считает, что нам до него далеко. Он весь такой из себя, со своими новомодными сюртуками…
Стараясь говорить спокойно, Маркус перебил:
– С мисс Миллер ничего не стряслось?
– Мисс Миллер совсем потеряла голову. Она переоделась в мужскую одежду…
– В одежду Девейна? – тревога Маркуса все усиливалась. – Какого черта он здесь делает?
– Ничего хорошего, уж поверьте мне! – провозгласил Тимми, яростно набрасываясь со щеткой на лошадиную холку. Кобыла отпрянула назад, но конюх похлопал ее по шее, и она расслабилась. Вычесывание возобновилось. – Тело директора еще не остыло, а Девейн уже влез в его постель. В постель директора Данна! Боже, храни нас грешных!
Маркус вспыхнул от гнева, словно охапка хвороста:
– Прескотт Девейн поселился в отцовской комнате?
– Они считают его героем, но нас-то не проведешь. – Тимми кружил вокруг кобылы, размахивая щеткой. – Когда мужчина ведет себя галанно, девчонки слишком много о себе воображают.
– Вы хотите сказать – галантно?
– Ну да. – Конюх сплюнул на сено. – Хотя, если честно, я был о мисс Миллер лучшего мнения. – Бросив щетку в ведро, Тимми взялся за гребень. – Могу поклясться, что он нарочно корчит из себя раненого. Еще один старый трюк. Ребячьи уловки. Играет на чувствах! Возьмите хорошую женщину вроде мисс Миллер: с одной стороны – героические поступки, с другой – детские хитрости, и она пропала.
