Уолтер топтался в нерешительности. Его мучила невыносимая усталость и беспощадная боль в колене, он хотел спать, но мысль не увидеть Сибель, чтобы попрощаться с ней, не давала покоя.
Кроме того, было бы нелепо проскакать весь путь до Клиро только для того, чтобы узнать, что Сибель получила разрешение остаться с Саймоном и Рианнон. Рианнон... Рианнон должна все знать. Уолтер начал было поворачиваться в направлении опочивальни новобрачных, остановился и покраснел. Было бы гораздо хуже перебить Саймона и Рианнон, чем помешать принцу Ллевелину и Ричарду. Но как же ему тогда узнать, в Билте ли все еще Сибель? Кого ему спрашивать в это время ночи?
Вдруг он поднял руку и ударил себя по лбу. «Идиот, – подумал он, – ты настолько устал, что твои мозги уже давно спят, хотя тело все еще бодрствует». Разве Сибель сама уехала бы, не попрощавшись? Естественно, нет. Если бы родители настояли на ее отъезде домой, она бы оставила ему письмо. Возможно, она бы передала его лорду Ллевелину, который, поглощенный новостями, мог забыть о нем, но вероятнее всего, она бы просто оставила письмо на видном месте в его комнате. Уолтер направился к своей палате так быстро, насколько позволяло ему колено. Теперь, почувствовав, как оно болит, он снова захромал.
У дверей в комнату он остановился и насторожился. На небольшом столике у высокого кресла, которых не было вчера, когда он уехал, горели свечи. И снова его сердце испытало отчаянную боль. Может быть, в постели его ждала Мари? В затененном углу комнаты, где находилась койка Уолтера, ему почудилось какое-то движение. Уолтера тотчас же охватило непреодолимое желание броситься прочь. Он уже на самом деле отступил на шаг из дверного прохода, когда мучительная боль в колене предупредила его, что он не в состоянии бежать.
Нерешительный шаг Уолтера заставил темную фигуру броситься к нему с распростертыми руками.
– Милорд, позвольте мне помочь вам, – послышалось тихое восклицание.
Этот голос мгновенно поставил все на свои места. Теперь Уолтер признал в кресле и столе именно те вещи, которые он видел в палате лорда Джеффри. Кроме того, он отлично понимал, что Мари была не из тех, кто отказался бы от своей мебели ради удобств другого человека.
– Бог ты мой, Сибель, – сказал он, – вы ждали меня здесь всю ночь?
Девушка тихонько засмеялась.
– Нет, конечно, нет. Откуда мне было знать, что вы приедете именно сегодня? Теперь я сплю в комнате, которая примыкает к комнате Рианнон, поэтому я слышала, когда ей сообщили о возвращении Саймона. Тогда я и пришла сюда, желая убедиться, что покои подготовлены к вашему прибытию.
Сейчас свет свечей находился позади и чуть справа от нее. В это время ночи на ней была лишь одна ночная рубашка. Просторное одеяние скрывало ее фигуру; не покрытые головным убором волосы сияли подобно литой бронзе, а на щеке, кончике носа и подбородке играло пламя. Уолтер сделал глубокий вдох, осознав вдруг, что вчерашний эпизод с Мари ничуть не помог ему. Он нуждался не в утолении потребности; он нуждался в Сибель. Уолтер понимал, что она тоже горела желанием. Почему она пришла в его комнату? Не открытый ли это призыв утолить их обоюдную жажду?
Уолтер не принял рук Сибель, но вошел в комнату. Когда он поравнялся с ней, она повернулась, и свет свечей полностью озарил ее лицо. Ему стало стыдно за вопросы, что пришли к нему на ум. Золотистые глаза были слегка встревожены; одна ее рука немного приподнята, чтобы поддержать его, случись ему споткнуться, но во всем ее виде не было ни малейшего признака страсти. Сибель действительно пришла, чтобы убедиться в том, что его ждут все удобства. И все же он не сомневался, что стоит ему заключить ее в свои объятия, как она тотчас же воспылает страстью.
Их взгляды встретились, и Уолтеру мгновенно стало ясно, что он не зайдет так далеко и не прикоснется к ней.
– Нет, – тихо сказал он, отступая назад. – Ваши родители оставили вас здесь, полагаясь на мои честные намерения.
Сибель опустила глаза и склонила голову. Этот очаровательный жест Уолтер счел признаком кроткого смущения. И он был наполовину прав: Сибель действительно удивилась волне жадного желания, ослепившей ее в ответ на голод в его глазах. Она не ожидала такой реакции своего тела. Невыраженная страсть Уолтера всегда возбуждала ее, но как-то отвлеченно: чуть учащалось дыхание, кожа начинала покалывать, будто греешься у огня после мороза, а в пояснице начинал пульсировать горячий комок. На этот раз все происходило иначе: все ее естество изнемогало плотским желанием, ноги стали будто ватными, а в голове шумело. Сибель почувствовала, что с того момента, когда они были столь близки в пустой комнате, что-то в ней изменилось.
Однако глаза она опустила не от смущения, а от озорной радости, которую не хотела объяснять. Вполне вероятно, что отец и полагался на ее добропорядочность и на самообладание Уолтера; однако матушка и бабушка не были столь благородны. Леди Элинор сдержанно говорила ей: «Было бы лучше сохранить твою девственность до свадьбы, если это возможно, но не будьте такими глупыми, какими были твои мать и отец, и не доводи себя и Уолтера до безумия из-за этих условностей. Уолтер может сделать для тебя то, что сделал для меня мой Саймон, и никто ни о чем не догадается». Джоанна лишь хмурилась, но не противоречила матери. «Но, – с грустью подумала Сибель, – он слишком устал, чтобы заниматься еще и любовными играми». К тому же бессмысленно разрушать иллюзии Уолтера в отношении характера старшей госпожи Роузлинда так сразу.
– Да, конечно, – тихо сказала Сибель в ответ на его замечание по поводу ее родителей. – Но Вильям и Иэн уехали, а все слуги спят. Вам нелегко будет раздеться с помощью лишь одной руки. Я только помогу вам снять одежду и уйду.
Уолтер издал в знак протеста нечленораздельный звук, и Сибель подняла глаза и рассмеялась.
– Пойдемте, – потребовала она, – уж я-то знаю – вам не взять меня силой, к тому же я обещаю сопротивляться.
Уолтеру тоже пришлось рассмеяться. Он действительно невыносимо устал, и вспышка страсти быстро испарилась. Более того, не придется бороться с завязками и шнурками или спать, в противном случае, в липкой, пропахшей потом одежде.
– Отлично, – согласился он, – но только если вы обещаете сопротивляться очень яростно.
– Если я буду сопротивляться очень яростно, – заметила Сибель, расстегнув пряжку на плаще и положив его в дорожную корзину, служившую Уолтеру сундуком для одежды, – вам придется худо. Присядьте на стул, а я сниму вашу тунику и рубаху. Ваша ночная рубаха подогрета. Вы оденете ее, а я тем временем взгляну на ваше колено. Я видела, что вы хромаете. Вас снова ранили?
