– Нет. Просто колено болит от долгой верховой езды. Необходимости делать еще что-то нет. Ночь отдыха – и все будет в порядке.
Сибель не спорила. Вероятно, Уолтер был прав, и даже если колену необходим уход, большого вреда не случится, пока Уолтер будет спать. Она отстегнула его пояс, расшнуровала тунику, сняла ее, стянула рубаху и расторопно накинула на обнаженное тело теплую ночную рубашку. Хорошо, что она находилась позади него, и он не видел ее лица, подумала Сибель. Ей понадобилась вся ее решимость, чтобы не запустить руки в красновато-коричневую растительность, покрывавшую его тело. Чтобы воспламенить в ней страсть, Уолтер, оказывается, вообще мог ничего не делать и не говорить.
– Знаете, – стараясь отвлечь себя, поспешила сказать Сибель, обойдя вокруг и встав на колени, чтобы развязать его кроссгартеры и снять башмаки, – мне еще никогда в жизни не попадалась ни одна женщина глупее леди Пемброк и ее сестры.
– Что? – произнес Уолтер сдавленным голосом. – Почему вы об этом говорите?
Сибель не подняла головы. Она боялась смотреть в лицо Уолтера. Странные нотки в его голосе, казалось, предостерегали, что то, что она делала сейчас, лишь снова пробудило в нем страсть. Она вспомнила, как яростно он отреагировал на предложение снять его чауссы в первый раз, как он сказал, что она еще ни разу не видела мужчины в подобном состоянии раньше. Это было так. Она никогда не видела возбужденной мужской плоти. Вспомнила она также и упругую выпуклость между ног Уолтера, когда они целовались. Ее руки затряслись на шнуровке его ботинок.
– Потому что теперь, когда почти все гости разъехались, – быстро пробормотала Сибель, надеясь сказать что-нибудь, отвлекающее их от того, что, по ее мнению, волновало обоих сейчас больше всего, – единственные оставшиеся дамы – это леди Пемброк, леди Мари, Рианнон и я. Мы провели весь день вместе, и, таким образом, я узнала, что все их разговоры сводятся лишь к нарядам и... кто с кем состоит в запретной любовной связи.
Едва ли сознавая смысл произносимых слов, Сибель поняла к концу фразы, что, разговаривая о недозволенных любовных связях, она вряд ли успокоит Уолтера или себя. На последних словах ее голос задрожал, и она склонилась еще ниже, чтобы рассмотреть в тусклом свете шнурки, которые, казалось, приобрели главное значение для их жизни и намеренно не поддавались ее усилиям развязать их.
Уолтера похолодел от ужаса. Уезжая из Билта, он совсем позабыл, что ситуация, описанная только что Сибель, вовсе не исключена. Как только он сбросил с сердца самую тяжелую ношу своей вины, он тут же выкинул из головы тот факт, что Мари вела себя не так, как его прежние любовницы. Тогда новости, доставленные людьми Саймона, просто вычеркнули проблему Мари из его головы. Обязанности воина были гораздо важнее, чем поступки женщины, которая думала, что хочет поиграть в любовь, а затем обнаружила, что подобная игра может причинить боль.
Ошибка, совершенная Уолтером, никоим образом не подразумевала какую-либо связь между Мари и Сибель. Никогда еще Уолтер не был настолько глуп, чтобы играть двумя женщинами. Не то чтобы он неизменно имел одну любовницу в одно и то же время, но никогда в одном и том же месте, где по воле случая они могли вступить в близкое общение. Уолтер был смелым человеком, но он всегда считал, что две женщины под одной крышей – это безумная идея. Более того, в былые времена женщины, с которыми он проводил ночи, могли потерять гораздо больше него. Сохранение тайны входило в их же интересы.
«Что же эта глупая сучка Мари рассказала тебе?» – попытался спросить Уолтер, но из горла раздались лишь нечленораздельные звуки, подобные карканью.
К тому времени, как Уолтер достаточно совладал с собой, чтобы попытаться заговорить, Сибель удалось развязать шнурки на его ботинках и стянуть их. Напряженность и неспособность Уолтера подыскать слова усилили прилив страсти, нахлынувший на нее в ответ на его (как она считала) усилившееся желание. Она пообещала сопротивляться. Конечно, это была всего лишь шутка. Тем не менее, Сибель знала, что Уолтер очень хотел, чтобы в брачную ночь она была virgo intact[13]. Таким образом, обещая сопротивляться в шутку, она на самом деле дала серьезное обещание помочь ему.
Ей оставалось лишь убежать. Сибель боялась, что, если Уолтер положит на нее руку или начнет умолять, ее решимость рухнет без всякого сопротивления. Они оба будут горько раскаиваться в том, что произошло... или, по крайней мере, Уолтер. Сибель могла утешить себя словами своей практичной бабушки, но Уолтер от этого не перестанет винить себя, а возможно, и ее тоже.
Она резко вскочила на ноги, отведя глаза от его лица, и сказала:
– Вино и пирог на столе, рядом с креслом. Уже очень поздно, милорд. Надеюсь, вы справитесь с остальной одеждой сами, поэтому я ухожу в свою спальню.
Последние несколько слов были ошибкой. Сибель хотела сказать, что она хочет спать, но с ее уст соскочила другая фраза. Ее голос задрожал, и, не сдержавшись, она быстро убежала, пока предательское тело и язык не выдали ее еще больше.
Ее уход был настолько неожиданным, а в душе Уолтера бушевал такой костер сомнений и сожаления, что он еще долго просто сидел, подобно тени, и глазел на дверь, через которую она ушла. Когда он пришел в себя, то понял, что слишком поздно предпринимать что-либо этой же ночью. Он понимал, что Мари не могла прямо признаться в том, что занималась с ним любовью. Там присутствовали все дамы. Даже если Мари не возражала против того, чтобы ее сестра знала о ее поступке, она определенно не хотела выставлять напоказ свой блуд перед Рианнон. Более того, поведение Сибель скорее говорило о сомнениях и страданиях, нежели о гневе.
Может быть, это явилось результатом мягкости ее нрава? Несмотря на душевные муки, губы Уолтера подернулись в улыбке. Сибель была далеко не мягкого нрава. Он видел вспыльчивость, когда угрожали ее собственности. Нет, ни одна женщина, если ей небезразличен мужчина, не станет проявлять мягкость и игнорировать любовную связь с другой дамой, в которую мужчина вступает в тот самый день, когда заключает соглашение на брак. Как только Уолтер понял, что он наделал, все его тело взмокло от пота. Раньше он не рассматривал случившееся с подобной стороны, не принял во внимание, как все будет выглядеть, если это дойдет до ушей Сибель. Он тогда помнил лишь о своей потребности в женщине, любой женщине.
Почему, ну почему он не нашел какую-нибудь служанку или шлюху? Сибель бы поняла это. Возможно, это не понравилось бы ей, но она бы поняла. Мужчине необходимо облегчить свое тело. Но бессмысленно тратить время в напрасных раскаяниях! Он должен решить, и решить сию минуту, что делать. Нет, слава Богу, не сейчас, подумал Уолтер, почти готовый разрыдаться от изнеможения и волнения. Он ничего не предпримет до утра. Словно в дополнение ко всем его мукам, плечо, совсем не беспокоившее его два дня, снова начало ныть.
