Артур оказался прав; его пример вдохновил всех, тогда как примеру Ульриха никто не последовал. Все привыкли к тому, что штейгер Гартман отчаянно рисковал жизнью, часто из-за пустяков, и всегда оставался цел и невредим, так что у его товарищей рудокопов создалось суеверное убеждение, что его не берет никакая опасность. Он закрыл доступ в верхние штольни, повредив машины, помощь запоздала на целый час, а там, внизу, находился его отец, который, может быть, уже погиб из-за него… Что же удивительного, что он, рискуя жизнью, без колебания бросился туда, куда не решились пойти другие? Но когда это сделал хозяин, избалованный, важный господин, никогда не ступавший в шахты, когда они еще были сравнительно безопасны, и спускавшийся туда теперь, все последовали за ним. Первыми под руководством одного из инженеров спустились три рудокопа, арестованные утром, за ними последовали и другие, никого не приходилось уговаривать. Вскоре главный инженер стал даже отказывать желающим — спасателей собралось уже достаточно.
Проходил час за часом; день уже клонился к вечеру, а там, в недрах земли, ум и воля человека все еще боролись с мятежными силами природы, стараясь вырвать у них их жертвы. Это была длительная борьба: приходилось отвоевывать каждый шаг, каждый фут земли с опасностью для жизни, но люди все-таки упорно продвигались вперед, и, казалось, героические усилия должны были получить и беспримерную награду. Уже напали на след несчастных, судя по всему, они были живы, если не все, то по крайней мере большинство. Счастливая случайность — находка двух фонарей, потерянных или брошенных при поспешном бегстве, — навела на настоящий след. Взрыв, судя по всему, только отчасти коснулся верхней шахты, и рудокопы вовремя успели укрыться в одну из безопасных боковых штолен, куда не проникали пары. Однако штольню завалило обломками и они оказались отрезаны от выхода. Главное теперь состояло в том, чтобы добраться до них таким путем, где спасающим можно было бы дышать.
— Даже если бы на них обвалился весь земной шар, мы должны добраться до них! — вскричал Ульрих, когда напали на первый след, и это стало девизом, который каждый повторял про себя. Никто не отступил, никто не уклонился от выполнения долга, но у многих рвение превосходило их физические возможности, и приходилось то одного, то другого, измученного и почти лишенного сознания, отсылать назад и заменять новыми. И только двоих ничто не могло сломить: Ульриха Гартмана с его железной силой и Артура Беркова с его непреклонной волей, которая помогала ему, изнеженному человеку хрупкого телосложения, стойко выдерживать нагрузки, непосильные и более крепкому муж чине. Бок о бок пробивались эти двое вперед, и всюду оказывались первыми. Где богатырская сила Ульриха творила чудеса, преодолевая казавшиеся невероятными для человеческих возможностей препятствия, там от «хозяина» требовалось только, чтобы он стоял во главе дела и руководил им. И хотя он не мог делать ничего, кроме как вдохновлять рабочих, он оказывал этим гораздо больше пользы, чем если бы работал руками. Уже трижды более опытный спутник отталкивал его назад, когда он слишком неосторожно заходил вперед; уже несколько раз инженеры упрашивали его вернуться, так как там хватало и людей для работы, и служащих для руководства ими — Артур решительно отказывался. Он понимал значение своего присутствия среди рабочих, в самый разгар бунта бросившихся спасать товарищей. Они теперь с уважением смотрели на молодого хозяина, который с первого дня своего управления заводами выступал против них, а сегодня, в беде, действовал заодно с ними, так же, как и они, он подвергался риску и оставил дома в смертельном страхе молодую жену. Своим поведением в часы опасности он завоевал их доверие, в котором так долго и упорно отказывали сыну и наследнику Беркова. Там, в глубине шахт, были погребены ненависть и раздоры, там кончилась борьба. Артур сознавал, что на карту было поставлено его будущее, понимал, что если выдержит до конца, то выйдет победителем и обеспечит дальнейшее процветание своих заводов, — ради этого он и оставлял Евгению одну в таком отчаянии, ради этого он и не покидал шахты.
С энергией и настойчивостью, медленно, но упорно, шаг за шагом спасатели продвигались вперед, и наконец коварные подземные силы уступили человеку. Когда солнце уже садилось за горизонт, начали поднимать на свет Божий спасенных — хотя и раненых, полузадохнувшихся, оцепеневших от ужаса, но все-таки живых; за ними последовали смертельно уставшие спасатели. Спустившиеся первыми, хозяин и Гартман не хотели уходить, пока все не будут в безопасности.
— Что это значит, почему господин Берков и Гартман все еще медлят там, внизу? — с беспокойством сказал главный инженер служащим. — Ведь они уже были у выхода, когда поднимали последних пострадавших. Гартман, кажется, достаточно опытен, чтобы оставаться там хоть одной минутой дольше, чем того требуют обстоятельства. Но они не подают сигнала и не отвечают ни на один из наших… Что все это значит?
— Только бы в последнюю минуту не случилось еще какой-нибудь беды! — со страхом сказал Вильберг. — Мне послышалось что-то странное в шахте, когда поднимали последних людей. Слишком большое расстояние и шум машины помешали мне расслышать хорошенько, но, кажется, там что-то грохнуло. Не произошел ли обвал?
— Боже мой! Весьма возможно, что вы и правы! — вскричал инженер. — Подайте еще сигнал! Если на него не ответят, придется спуститься и посмотреть, что там произошло.
Но прежде чем успели выполнить его приказание, снизу быстро и сильно подали сигнал к подъему. Стоявшие наверху вздохнули свободно и придвинулись к выходу, где вскоре показался подъемный ларь, в котором стоял Ульрих с грязным, искаженным болью лицом; одежда его была изорвана и выпачкана землей, а со лба струилась кровь. Как и при спуске, он поддерживал своего бледного как мел хозяина, голова которого лежала на его плече, а обмякшее тело безжизненно висело на руках Ульриха, изо всех сил старавшегося удержать его.
Со всех сторон раздались крики ужаса. Насилу дождались, пока остановилась машина. Более десяти человек бросилось к бесчувственному телу молодого человека, чтобы отнести его к жене, которая, как и все, ни на минуту не покидала места несчастья. Все суетились вокруг него, взывали о помощи, послали за доктором, и никто не обратил внимания на Ульриха, который с каким-то странным спокойствием выпустил из рук свою ношу. Он не выпрыгнул, как обычно, быстро и энергично из ларя, а вышел из него с трудом и очень медленно, причем два раза хватался за цепи, чтобы не упасть. Он и теперь не издал ни одного звука, но зубы его были крепко стиснуты, как от мучительной боли, кровь текла все сильнее, и под густым слоем грязи было незаметно, что лицо его выглядело не менее бледным, чем лицо хозяина. Шатаясь, он сделал несколько шагов к группе людей, обступивших Артура, потом остановился, судорожно ухватившись за столбы, чтобы не упасть.
