Тонкие губы Монфора сжались в тонкую линию.
— Думаю, Стейн поступил правильно, выпроводив ее из своего дома.
Розамунда знала обо всем. Она также знала, что Гриффин там присутствовал, но он ни о чем не рассказывал. А она его не расспрашивала.
— Я думал, между вами полный разрыв, — продолжал Монфор. — Но, как говорится, ты решила: если тебя бьют по щеке, надо подставить другую. Не слишком ли опрометчивое решение?
— О, нисколько, ваша светлость, — ответила Розамунда. — Но в моем случае точнее будет другое высказывание из Библии. Оно гласит: око за око. Сегодня на балу ей воздастся за содеянное.
— Ты никогда не была мстительной, — удивился Монфор.
— О нет, — усмехнулась Розамунда. — Я не вынашиваю специальных планов отмщения. Мне не до этого. Кроме того, в роли хозяйки бала я почти не замечу, что она будет делать. Вам, ваша светлость, хорошо известно, сколько обязанностей у хозяйки бала.
Видя недоумение на лице Монфора, Розамунда подавила улыбку.
— Моя месть очень проста. Пусть она увидит, как я счастлива, несмотря на все ее старания. И даже вопреки им. — Розамунда задумалась. — Знай она об этом, наверняка позеленела бы от зависти.
Плечи Монфора затряслись от беззвучного смеха.
— У кого ты научилась такой дьявольской хитрости?
Розамунда лукаво улыбнулась.
— У меня был один из самых лучших учителей.
Гриффин воспринял приглашение леди Стейн на бал не столь равнодушно, как, по-видимому, относилась к этому его жена. Маркиза опоздала, очевидно намеренно, поэтому хозяева бала не встретили ее. К счастью — так решил Гриффин.
Поэтому, когда леди Стейн, освободившись от ее раболепного кавалера, подошла к Гриффину, это нисколько не обрадовало его.
— Лорд Трегарт, наверное, вы удивлены моему появлению?
— Нисколько не удивлен. Жена предупредила меня.
— Да-да, она меня пригласила, — легкомысленно отвечала маркиза. — Как вы думаете, она простила меня?
— Простила? — в замешательстве спросил Гриффин. — Простила тот случай с портретом или ваши фокусы за все двадцать лет жизни вместе с вами?
Маркиза побледнела от злости.
— Вы ничего не знаете о том, как я страдала все эти годы. Ничего о моей семейной жизни, о том, что мне пришлось пережить.
— Мне неинтересно, что вы думаете о своих страданиях. Если Розамунда вас простила, то пусть будет так. Возможно, она не могла поступить иначе. Что касается меня, то я ни за что не простил бы.
Гриффин поклонился, собирался уже отойти, как вдруг маркиза крепко схватила его за руку. Из ее горла вылетел свистящий хрип, отдаленно напоминающий рычание.
— Как вы смеете так обращаться со мной?! Как будто я погубила ее жизнь? Нет, это вы погубили ее, когда женились на ней.
— Мне некогда выслушивать подобную чушь.
— Нет, вы меня выслушаете, или я подниму крик на весь дом, — зашипела леди Стейн. — Вряд ли вам это понравится. Вы ведь не хотите испортить первый бал, устроенный Розамундой? Поверьте, лорд Трегарт, мне терять нечего.
Гриффин сжал кулаки. Никогда в жизни он не посмел бы ударить женщину, но сейчас был очень близок к этому.
От ее слов что-то внутри его сжалось, так сжимается жалкая дворняга от занесенной над ней палкой. Слабая с виду маркиза при желании могла очень сильно навредить. Знакомое с детства ощущение воздействия чужой злой воли овладело им.
С невозмутимым выражением лица он стоял и слушал леди Стейн. Гриффин решил выслушать все, что она скажет, а затем выпроводить ее из дому, не обращая внимания на то, понравится это его жене или нет.
Почему Розамунда никак не хочет понять, что на ее мать нельзя ничем воздействовать — ни добротой, ни снисходительным отношением. Леди Стейн была законченной эгоисткой. Она была ядом, отравляющим любые человеческие отношения. Надо раз и навсегда избавиться от нее, чтобы она больше не портила жизнь Розамунде.
— Поглядите на нее! — Маркиза вскинула руку, указывая на свою дочь. — Моя дочь обладает всем: красотой, умом, изяществом, — всем, чего так желает любая девушка. Любой мужчина почел бы за честь жениться на ней. Но Монфор почему-то выбрал вас.
Злые глаза маркизы превратились в узкие щелочки.
— Неужели вы столь наивны и поэтому полагаете, что, надев на себя костюм джентльмена, сразу перестали быть тем, кем являетесь на самом деле, — чудовищем? Моей бедной дочери следовало выйти замуж за красивого, утонченного джентльмена, с которым было бы приятно спать вместе, а не за такого грубого и неотесанного мужлана, как вы.
Ее голос поднялся до истеричного визга, который услышали стоявшие поблизости гости. Вначале послышался шепот, а потом злобные насмешки. Но леди Стейн было все равно, к тому же она привыкла к скандалам.
Лицо леди Стейн исказилось от злобы, ненависти и презрения.
— Боже мой, как только я представлю, что моя дочь должна лежать под вами — потным волосатым похотливым животным — и молиться про себя, чтобы вы быстрее...
Но тут Гриффин проговорил:
— Хватит. Вы уже достаточно много сказали, чтобы понять, насколько у вас грязные мысли. Можете кричать во все горло: мне все равно, что подумают гости. — Он нагнул голову и взглянул ей прямо в глаза. — А теперь слушайте внимательно. Если по вашей вине разразится скандал и повредит моей жене, я просто возьму вас за горло вот этими руками и сломаю шею. Понятно? Выбирайте.
Гриффин отодвинулся и пошел прочь. Гости невольно расступались перед ним. Гриффин шел, не слыша позади себя удивленных вскриков, не замечая недоуменных взглядов. Вдруг раздались мерные, отчетливые звуки вальса. Он ускорил шаг, чтобы их не слышать.
Он шел все быстрее и быстрее, пока не оказался далеко от бального зала, там, где не было слышно музыки.
Розамунда не сразу нашла Гриффина в их спальне. Самое неподходящее место во время бала, она меньше всего рассчитывала увидеть его здесь.
Однако Гриффин был именно здесь и, судя по беспорядку, занимался совсем неожиданным делом: собирал вещи. Дирлав ходил от раскрытых шкафов к раскрытому сундуку и укладывал рубашки, штаны, чулки, сюртуки.
Не глядя на нее и не говоря ни слова, Гриффин вышел следом за слугами, уносящими сундук.
— Гриффин? — опомнившись от изумления, окликнула его Розамунда. — Что случилось? Дурные новости из поместья?
Он повернулся к ней, лицо его было бледным, глаза блестели, и столько в них было злости, отчаяния и страданий, что Розамунда невольно вскрикнула.
— Я возвращаюсь домой, Розамунда. Я здесь не ко двору и не к месту.
— Постой, но ведь мы... — Она осеклась, пораженная столь неожиданным его решением, столь эксцентричной выходкой. — Но ведь все шло так хорошо. Ты шутил, смеялся, разговаривал с приятелями. Мисс Портер даже пыталась флиртовать с тобой.
