Хью кивнул. Он отложит разговор с девочками, но уж когда наступит время, ему найдется, что им сказать.
Он прикрыл руку Катрионы своей и натянуто улыбнулся:
— В таком случае давайте наконец поедим.
Несмотря на то что от Девон и Кристины исходило напряжение, завтрак проходил весело, и беседа была интересной — главным образом благодаря усилиям Софии и Норы. Они болтали, обращаясь друг к другу, задавали вопросы Катрионе, обменивались светскими сплетнями и волей-неволей заставляли всех улыбаться. Хмурились только Кристина и Девон, хранившие упорное молчание. А Хью тем временем размышлял: почему дочки старались настроить его против жены? Он наблюдал за Софией, пытавшейся побудить Триону рассказать о своем детстве. Лицо Катрионы оживилось, когда она принялась рассказывать, как она и ее братья и сестры по ошибке использовали одну из постельных простыней в качестве занавеса для пьесы, которую разыгрывали, и как случайно пролили на нее краску и как пришли в ужас и попытались спрятать ее от матери. Все сидевшие за столом заходились от смеха, кроме девочек.
За окнами моросил мелкий дождь, и было холодно, но в комнате, залитой мягким светом ламп, где звенел мелодичный смех Катрионы, все казалось теплым и золотистым. И все это она привнесла в его жизнь.
Как только это стало возможным, девочки извинились и встали из-за стола. Хью спокойно сообщил им, что скоро поднимется к ним наверх, чтобы поговорить. Они обменялись быстрыми взглядами, но кивнули и попрощались со всеми.
Хью смотрел, как они уходят, и чувствовал себя виноватым: столько сил приложил к тому, чтобы защитить их, но не подумал о том, что и Катриона нуждается в защите. Однако с этой минуты Гилмертону предстояло стать королевством мира и покоя.
Катриона приложила к этому столько усилий, и остальные должны были делать то же самое.
В детской огонь в очаге уже догорал. Кристина бросила совок угля, приоткрыв железную дверцу очага, потом снова плотно прикрыла ее. Немедленно взметнулось пламя, распространяя тепло. Девочка улыбнулась сестрам:
— Мне нравятся эти новые печи, которые распорядился поставить папа.
Агги, занявшая дальний конец дивана, сидела в окружении любимых кукол, завернувшись в пушистый плед. Она взъерошила свои светлые кудряшки:
— Так намного теплее.
Девон примостилась на другом конце дивана. Она скрестила руки на груди, углы ее губ были опущены.
Кристина посмотрела на сестру и прищурилась. Через минуту она присела рядом с ней:
— Выкладывай, что тебя беспокоит. Ведь я не ошиблась?
Девон искоса бросила взгляд на сестру, но не двинулась с места:
— Может быть.
— И чем же ты недовольна?
— Мы так славно потрудились, что папа должен был бы прийти в ярость и выгнать Катриону, — выпалила Девон мрачно. — Эта женщина — ведьма. Она его околдовала.
— Глупости!
Агги подняла голову от своих кукол:
— Я не думаю, что она ведьма. Ей просто очень грустно.
— Что ты вообще о ней знаешь? — огрызнулась Девон.
Агги продолжала упрямо:
— Больше, чем ты! Я знаю, что у нее трое братьев и две сестры и что она старшая и всегда заботилась обо всех. А потом вышла замуж за папу! И очень тоскует по дому.
Кристина посуровела:
— Откуда тебе все это известно?
— Ничего ей не известно, — фыркнула Девон.
— Известно! Еще как известно! Я много о ней знаю. В отличие от вас. — Агги сердито оглядела сестер: — Ведь это вы вдвоем передвинули мебель. Да? Ничего умнее не придумали?
— И что, если и мы? — спросила Девон с вызовом. — Она этого заслуживает.
Агги сдвинула брови:
— Я так не считаю. Вы почему-то решили, что она плохо обошлась с папой… А если вы ошибаетесь?
Она провела пальчиком по кружевной оборке на нарядном платье своей куколки, потом подняла на сестер полные слез глаза:
— Кристина, мы поступаем с ней низко, подло, а ведь это причиняет ей боль.
Удивленная сестра подвинулась ближе к Агги и обняла ее:
— Почему, ради всего святого, ты так решила?
Агги пожала плечами и опустила глаза. Кристина с минуту смотрела на сестренку, потом убрала руку:
— Прекрасно. Если ты не скажешь мне, что тебе известно, то и я не стану тебе говорить, что знаю сама.
Агги резко вскинула голову, будто ее потянули за веревочку:
— Ну и не надо!
— О, кое-что я подслушала, когда папа разговаривал с дядей Дугалом. Но тебе ведь это не интересно, да? А ведь речь идет… — она сделала драматическую паузу, — о проклятии.
Глаза Агги округлились:
— О проклятии Маклейнов? Но ведь папа никогда о нем не говорит.
Кристина выжидала.
Агги снова принялась водить пальцем по кукольному платью:
— Думаю, я могу сказать, как узнала кое-что любопытное о папе и его жене. Я взяла без разрешения и прочитала вот это письмо. — Агги сунула руку в карман и вытащила смятую бумажку: — Катриона почти каждый день пишет письма своим. Я увидела это письмо в главном холле, готовое к отправке, и не удержалась.
— Как ты могла?
У Девон был такой вид, будто она не верила, что Агги на это способна.
Агги кивнула с несчастным видом, и глаза ее вновь наполнились слезами.
— Я не должна была этого делать, но подумала, что, может быть, она там рассказывает о своих планах, как обвести папу вокруг пальца, и потому начала читать, а потом в холл пришел лакей, я испугалась и сунула письмо в карман… — Губы Агги задрожали: — О, Девон, боюсь, что мы поступили неправильно!
Девон посмотрела на письмо, потом медленно протянула руку, взяла его, прочла и побледнела.
Кристина наблюдала за ней, и у нее сдавило горло от волнения:
— Дай мне, пожалуйста.
Девон молча протянула ей письмо.
Кристина развернула бумагу и принялась молча читать, потом после долгой паузы уронила руки на колени и уставилась в пространство.
Девон беспокойно задвигалась, а Кристина испустила душераздирающий вздох:
— Она тоскует по дому.
Агги кивнула:
— Нам тоже было нелегко, когда мы приехали сюда.
Девон, проглотив комок в горле, сказала:
— Она вовсе не хочет, чтобы нас здесь не было.
— Нет, не хочет, — согласилась Агги. — Она хочет подружиться с нами.
— Все это время она скучала по дому, а мы только усугубляли ее тоску, — сдавленным голосом произнесла Кристина.
Губы Девон задрожали:
— Я просто хотела, чтобы папа держался подальше от нее. Я никогда не пыталась причинить ей вред. — По ее щеке скатилась слеза. — Я не хотела… потерять папу. Если он нас оставит, нам придется вернуться к маме, и наши страдания возобновятся. — Она содрогнулась от рыданий.
