Едва ли это предложение было честным, поскольку он уже знал, что она собиралась купить коттедж. Но если Макс об этом не подумал, то она не хотела ему напоминать об этом.
– Хорошо, сначала вы.
– Со мной все просто. Я стал бы торговцем.
Она бросила на него удивленный взгляд.
– Прошу вас, будьте серьезны.
– Уверяю вас, я говорю вполне серьезно.
Она еще раз посмотрела на него и увидела, что на его лице не было даже намека на шутку. Боже, а ведь он, и правда, говорит серьезно.
– Но если вас интересует торговля или вообще какое-то дело, зачем поручать управление поместьем Дейнов своему кузену?
– Потому что это не то дело, которое меня интересует, – урожаи, аренда, договоры, контракты. – Он покачал головой. – Вот крупная торговля это да.
– Торговля?
– Вас это удивляет?
– В некоторой степени.
– Потому что это неподходящее занятие для человека моего положения?
– Нет, потому что, помимо трудолюбивости, это требует определенной преданности делу. Когда мы встретились в первый раз, помнится, вы сказали мне, что ничему себя не посвятили, потому что для этого требуется слишком много усилий.
– Я лгал, – сказал он. – Я не собирался признаваться девушке, на которую мне очень хотелось произвести впечатление, что предпочел бы стать торговцем. Я был не настолько пьян.
Анна была уверена, что никогда в жизни не сможет понять, как нетрезвый человек определяет свою систему ценностей. Достаточно пьян, чтобы сделать ей предложение, но все же достаточно трезв, чтобы сохранить свой секрет.
– Почему вы этого хотите? – спросила она.
– Потому что то, что у вас есть, вы заработали собственными стараниями, – объяснил Макс. – И потому что то, что я мог бы заработать, не было бы связано с поместьем. И потому что я чертовски хорош в этом деле.
– Вы занимаетесь торговлей сейчас?
– Вы клянетесь сохранить это в тайне?
– Разумеется.
Он кивнул и потянулся за бокалом с вином.
– Я заработал приличные деньги за последние шесть лет. И все под именем мистера Джеремаи Блэкуотера.
– У вас есть еще одно имя? То есть вы пользуетесь псевдонимом? Вы это серьезно? – Она разразилась восторженным смехом, когда он кивнул. – О, это потрясающе! До этого я никогда не встречала человека, который выдавал бы себя за другого.
– А вы в этом уверены?
– Вы правы, – согласилась Анна. – Но зачем вам это понадобилось? Вас никогда не волновало мнение общества, так зачем же скрывать свои предпочтения и беспокоиться, что о вас подумают?
– Я в общем-то не беспокоюсь. Но из-за этого могут пострадать мои племянницы. – Он пожал плечами, словно испытав неловкость. Анна поняла, что этот разговор на самом деле был для него не таким легким, как он хотел показать. – Одно дело оставить приличное общество, и совсем другое – потащить за собой молоденьких девушек. У старшей через несколько лет состоится дебют.
Анна задумалась об этом. Дядя со склонностью к излишествам не принесет особого вреда своей племяннице, рассчитывающей на хороший брак. Дядя, замаравший свои руки торговлей, конечно, не превратит девушку в парию, но даст повод для разговоров и даже насмешек. Многие двери окажутся для нее закрытыми, а титулованные особы станут вообще недосягаемыми.
Она улыбнулась Максу, довольная им в данный момент по дюжине разных причин.
– Вот видите? И вполовину вы не такой уж порочный.
– Я рад, что вы так думаете. Это позволит мне завоевать ваше расположение до того, как я попрошу вас выйти за меня замуж.
Удивленная и в то же время слегка обиженная его непринужденностью, с которой была произнесена эта фраза, Анна метнула на Макса возмущенный взгляд.
– Не шутите о столь серьезных вещах. Это не….
– С какой стати я стал бы шутить?
– Вы это… – Она пристально взглянула в его глаза, но так и не смогла ничего понять. – Вы это серьезно?
– Возможно. – Он сделал глоток вина и посмотрел на нее поверх бокала. – А если серьезно? Если бы я сегодня вечером вдруг попросил вашей руки…
– Разумеется, я бы отказала вам, – прервала она Макса, но ее сердечко забилось сильнее. – Поверить не могу, что мы ведем подобный разговор.
– Вас это не должно удивлять, – пробормотал он, опуская бокал. – Ведь вам это не в диковинку.
Впервые он, будучи совершенно трезвым, коснулся вопроса женитьбы и подошел к этому достаточно близко.
– И причины моего отказа не изменились.
Он наклонил голову, вспоминая.
– Вы сказали «нет», потому что хотели иметь коттедж и собаку.
– Да, и потому что я не собиралась вращаться в высшем обществе и стать дамой полусвета.
– Отчего же? – Он отставил бокал в сторону с раздраженным видом. – Почему вы придаете такое значение мнению других?
– Я не….
– Почему вы привязываете себя к чьему-то узкому определению респектабельности и чести? Почему это имеет для вас значение?
Для нее имело значение не то, чтобы ее считали благородной или порядочной, ей хотелось просто не быть предметом обсуждения и досужих разговоров. Помимо этого, ее задело, что Макс столь снисходительно говорит о респектабельности и чести, словно женщина может отбросить их так же небрежно, как что-то ненужное.
– Вам хорошо говорить, – возразила она. – Вам нет необходимости беспокоиться о своей чести. Вы виконт. В глазах общества вы человек благородного происхождения. Вы имеете честь, которую с легкостью можно отбросить.
– Это не совсем…
– Более того, вы можете ее вернуть, если вам вздумается. Немного хорошего поведения, несколько слов раскаяния – и ваши прегрешения превратятся в юношескую опрометчивость. – Она махнула слегка дрогнувшей рукой. – Мальчишеские выходки и все такое. Теперь вы исправились, искупили вину, и общество вновь встречает вас с распростертыми объятиями.
– Это абсолютно не…
– Неужели вы полагаете, что к женщине, такой, как я, общество отнесется с таким же снисхождением? – настойчиво продолжила она. – Знаете ли вы хоть одну женщину, которой позволили полностью забыть о своем низком происхождении, или леди, которой позволили восстановить доброе имя после падения?
Он не ответил, то ли потому, что не нашелся с ответом, то ли просто устал от того, что его постоянно перебивают.
– Нет, – ответила она за него. – Нет искупления для падшей женщины, и нет признания для дочери известной куртизанки. Всю свою жизнь она обречена быть посмешищем.
– Посмешищем, – медленно повторил он. – Так вот в чем дело. Менее важно, что именно говорят о вас, чем то, что о вас вообще говорят. Вам не нужно внимание.
– Да, это так, – с легкостью подтвердила она. Ей так отчаянно хотелось, чтобы он понял. – Я терпеть не могла появляться на вечерах моей матери. Мне противно было, когда на меня глазели, шептались обо мне, когда я становилась предметом измышлений, пари и бесконечных насмешек. Я не хочу быть посмешищем. Я хочу быть такой, как все.
