— Когда?
— Послезавтра.
— Значит, времени вполне достаточно. Беренгарии не нужна пышная свадьба. У нее уже готово платье. Если я, вернувшись, сегодня же скажу ей, что в связи с моим отъездом в Англию свадьба состоится завтра, она будет на седьмом небе от счастья. Ты, Ричард, не имеешь ни малейшего понятия о том, как обожает тебя эта девушка, как она красива. И кроме того, я хотела бы покончить с одним делом, прежде чем приступить к другому. Я решила привести к тебе твою невесту и лично убедиться в том, что ты уляжешься с нею в постель. Доставь мне такое удовольствие. Тебе придется предупредить епископов и архиепископов, а я велю Беренгарии погладить свадебное платье.
— Я сделал бы это из благодарности к тебе, несмотря ни на что, но меня удивляет то, что ты забыла об одном обстоятельстве. Великий пост, мама, в пятницу начался Великий пост.
Спустя месяц, когда Ричард был потерян для мира и заточен в какую-то безымянную тюрьму и через много лет, когда он умер, недосягаемый ни для похвалы, ни для обвинений, ни для иронии, я радовалась тому, что тогда сумела сдержаться. Я могла бы смешать его с грязью. Как будто Великий пост имел для него значение! Как будто он не знал, что любой живущий на острове священник — английский, французский, сицилийский — мог совершить эту церемонию, твердо зная, что разрешение будет получено. Подумать только — Ричард Плантагенет использовал Великий пост в качестве предлога!
В голове роилась дюжина язвительных замечаний, но я не высказала ни одного из них. И не потому, что боялась обидеть… нет, с этим было покончено, а на будущее я решила, что всегда буду высказывать свое мнение, и не потому, что в тот момент хотела пощадить его чувства. Меня остановила моя крайняя усталость. Я чувствовала себя, как человек, который перевалил через горный хребет, одолел ущелье, потом еще одно и еще, обнаружил, что перед ним лежит новое, и понял, что весь запас его сил полностью исчерпан. Неожиданно вся моя сила словно вытекла из меня, как вытекает кровь из кровоточащей раны. Я пережила огромное эмоциональное напряжение сцены с Беренгарией, которая теперь представлялась как происшедшая сто лет назад, поездку верхом на муле, стычку с Ричардом по поводу Каутенсиса, другую поездку на муле, новую эмоциональную встряску и, наконец, мучительное бремя моего открытия. Теперь, перед лицом несомненной очевидности решения Ричарда предоставить событиям развиваться самостоятельно, я капитулировала без всякого сопротивления.
Вот что значит быть старой. Силы еще есть, но их надо беречь, а не расточать.
Помолчав, я очень мягко сказала:
— Удивительно не то, Ричард, что я забыла про пост, а то, что ты о нем вспомнил.
В конце концов мы расстались с ним нежно. Наши дороги шли в противоположных направлениях, и ни один из нас не был связан никакими мирными миссиями.
Одному Богу известно, почему множество обстоятельств сложилось так, что мы никогда больше не смогли снова увидеться друг с другом. А ведь Ричард был моим самым любимым сыном, приверженным пороку, о котором я никогда не подозревала, менее совершенным человеком, чем я думала все эти годы, но от этого не менее дорогим.
Я повисла на его шее, расцеловала его и немного поплакала. Он весело подбадривал меня.
— Уладь там все поскорее, мама, и не рискуй собою. Помни — мы обещали друг другу въехать в Иерусалим вместе.
От усталости я стала слабой и капризной. С уверенностью, не вызывающей сомнения, я знала, что мы никогда не въедем туда вместе. Тогда я думала, что эта встреча не состоится по моей вине — либо я умру, либо просто не смогу двигаться. Я никогда не сомневалась в том, что он возьмет Иерусалим. Слушая его, я представляла себе эту триумфальную процессию, конечную цель, дело всей его жизни. Но представить себя рядом с ним не могла: нет, женщиной, которая поедет верхом на лошади рядом с ним, будет Беренгария. Так и должно быть. Однако я бодро ответила:
— Ты проложишь мне путь в Иерусалим, Ричард, а я открою для тебя Лондон. И у нас будет два торжественных въезда на белых конях!
Он снова очень нежно поцеловал меня и сказал:
— До встречи под Иерусалимом!
После этого нам не оставалось ничего другого, как обменяться добрыми пожеланиями.
Часть четвертая
ТРУБАДУР РИЧАРДА
Рассказ Блонделя о Третьем крестовом походе.
Я пишу историю Третьего крестового похода по приказанию Анны, герцогини Апиетской, которая всегда была моим другом и покровителем.
Я очень хорошо понимаю, почему она мне это поручила. Ее беспокоит то, что я слишком часто ищу забвения в вине, и вот теперь, когда дом закончен, она исхитрилась — но я-то ее насквозь вижу! — найти мне новое занятие.
Но стоит ли жаловаться? Может быть, лучше радоваться? Я сижу на солнышке, рядом шатер из разросшейся виноградной лозы, в тени которой я всегда могу укрыться от жары, передо мной стоит чернильница, лежит гусиное перо и превосходная китайская бумага. Сбоку бочка этого странного палестинского вина, известного под названием «Кровь Иуды». У меня достаточно времени, чтобы писать, неторопливо вспоминая прошлое, — чего еще желать писателю?
Я буду писать правду — то, что я сам видел во время Третьего крестового похода. По свету ходит очень много всяких рассказов, в каждом из которых есть зерно истины, делающее неправду правдоподобной и опасной. Такие баллады, как «Шел Ричард по Святой земле», «Иерусалим, я умираю за тебя» и «Ко Гробу Господню», уже звучат в любой зале, в любом кабачке. И огромная масса христиан узнает из них все подробности похода.
Само выражение «крестовый поход» таит в себе нечто магическое, и даже люди, не искушенные в музыке и не имеющие слуха, чтобы петь, но выгодно отличающиеся отсутствием руки, ноги или глаза, либо те, кто может продемонстрировать шрамы, стоят на всех углах и пересказывают содержание трех этих баллад, зная, что как бы они их ни перевирали, люди простят их и подадут щедрую милостыню. Однажды я видел в Пуату, как балладу «Шел Ричард по Святой земле» рассказывали одновременно на трех углах, и можно было обойти весь рынок, не теряя нити повествования. Очень немногие из этих миннезингеров знают, правду или ложь они несут людям, да их это и не занимает. Для этого есть я, как говорит Анна.
Мое повествование начинается с того вечера в Мессине, когда Ричард Английский был приглашен на ужин со своей нареченной, матерью и сестрой и в последнюю минуту отказался под тем предлогом, что должен был руководить вылавливанием бочек с говядиной с перевернувшегося судна, пока не начался прилив. В то время в Мессине собрались тысячи людей, каждый из которых был готов по его приказу даже утонуть — такова была его власть. Почему же он не пошел на ужин, так огорчив свою невесту?
