Я виноват в том, что случилось. Я виноват, что Натаниеля нет в живых. Если бы только я поступил по-другому… Я бы мог его спасти, если бы он ко мне обратился. Но я гнал его прочь от себя. — Голос Моргана был полон муки. — Эта ужасная история с Амелией… Опять же я его оттолкнул. Я не мог его простить, и он это знал. Ты понимаешь: он это всегда помнил!
— Ты никогда не подводил его, Морган. Ты был верен ему до самого конца, не надо терзаться угрызениями совести. — Элизабет погладила завитки волос у него на затылке. — Ты делал все, что было в твоих силах. Между прочим, Натаниель мне сказал, что сам принимал решения и часто ошибался. Он стыдился того, что причинил тебе столько страданий. Но он не винил тебя. Пора и тебе перестать это делать!
Морган погрузил лицо в душистое облако ее волос.
— Ты, наверное, меня ненавидишь, — пробормотал он. — Я говорил тебе ужасные вещи… Обвинял тебя в том, в чем ты не была виновата. Я не знаю, что на меня нашло. Я даже не спрашивал, как ты
Себя чувствуешь!
Он слегка коснулся пальцами ее живота. Элизабет еле сдерживала слезы; благодатный покой разливался по ее телу.
— Я чувствую себя прекрасно, я хочу сказать, мы оба чувствуем себя прекрасно.
— Ты… Ты действительно любишь меня? — спросил Морган, не веря себе.
Элизабет кивнула, и слезы хлынули у нее из глаз.
— И ты мне это скажешь? — прошептал он.
Внезапный страх охватил Элизабет, и она склонила голову. А что если она напрасно откроет свою душу? Что, если Морган ее не любит?
— Нет, — сказала она чуть слышным дрожащим голосом.
Но он пальцами приподнял ее подбородок, чтобы взглянуть ей в лицо.
— Да, — шепнул он ей. — Да.
— Я люблю тебя, Морган. Я люблю тебя… Он вырвал у нее признание и тут же заглушил его поцелуем.
И вдруг прозвучали слова, которые она никогда не надеялась услышать. Она увидела в его глазах море нежности и любви о существовании которых не подозревала.
— Я люблю тебя, Элизабет. Я люблю тебя, моя леди, мое сердце.
Ночь застала их в объятиях друг друга, в любовном сплетении рук и ног, в едином биении сердец.
На рассвете Элизабет пробудилась в постели Моргана, но не сразу поняла, что его нет рядом.
Она подняла голову и увидела, что она одна в комнате.
Скорее удивленная, чем обеспокоенная, так как прошедшая ночь развеяла все ее страхи, Элизабет, сонно потягиваясь, встала с постели. Но она не нашла Моргана в кабинете. Не было его и в библиотеке, и вообще во всем доме.
Элизабет остановилась, раздумывая. В следующее мгновение она уже спешила вверх по лестнице. Она знала, где искать мужа.
Через короткое время, накинув плащ, Элизабет вышла из дома и направилась к кладбищу. Очень скоро она ступила на узкую тропинку среди мокрой от росы травы и влажной земли и в желтом свете первых солнечных лучей увидела Моргана.
Он стоял у могилы Натаниеля, низко склонив голову, очень серьезный и торжественный.
Элизабет остановилась, и ее сердце сжалось от боли: она знала, для чего он пришел сюда.
Он пришел попрощаться с Натаниелем.
Элизабет застыла на месте, сдерживая дыхание; она была уверена, что не выдала себя ни одним движением, даже звуком шагов.
И все же Морган догадался о ее присутствии. Он обернулся, и их взгляды встретились. Он открыл ей свои объятия. И свое сердце…
Она как на крыльях полетела к мужу и, обхватив его руками, тесно прижалась; он был ее единственным надежным якорем в океане житейских бурь. Он припал щекой к ее щеке, потом губами к ее губам, и его теплые соленые слезы смешались с теми, что текли из ее глаз.
Он плакал беззвучно, но не прячась. Этому его подарку не было цены.
Только самые мужественные из мужчин способны плакать, не стесняясь.
Они не произнесли ни слова. Им не нужны были слова.
Солнце как раз позолотило вершины деревьев, когда, обнявшись, они покинули кладбище.
Рождался новый день. Новое начало. Новая жизнь.
Была середина августа, и стояла чудесная погода. Прохладный океанский бриз рассеивал летнюю жару, что делало особенно приятным пребывание на берегу.
Как обычно, Морган и Элизабет проводили субботу и воскресенье в своем доме на побережье. Если же судить по довольным крикам их сына, которому уже исполнилось полтора года, то он радовался вместе с ними, играя на песке в свои детские игры.
У Роберта Натаниеля О'Коннора, или Робби, как его называли, были зеленые глаза матери, черные, как ночь, волосы отца и свойственная его дяде безудержная смелость, при виде которой слезы навертывались на глаза Элизабет…
И еще он получил в дар от природы необыкновенной доброты характер.
Робби изо всех сил бежал по пляжу, перебирая толстыми ножками. Отец, голый до пояса и босиком, бежал сзади. Он поймал сына и высоко поднял его вверх, и Робби залился веселым, беззаботным смехом.
Охваченный нахлынувшими чувствами, Морган низко опустил голову. Никогда он не думал, что жизнь может быть такой счастливой. Никогда не думал, что такой прекрасной может быть любовь. Он обладал всем, о чем только мог мечтать. У него есть сын, и скоро появится на свет другой, или дочь. Он не против, если это будет девочка…
Моргану хотелось думать, что смерть Натаниеля, несмотря ни на что, изменила его жизнь в лучшую сторону.
Он наслаждался каждой счастливой минутой и с верой смотрел в будущее; любовь переполняла его душу и переливалась через край.
Самая великая его любовь сидела сейчас на веранде и глядела на него с ласковой безмятежной улыбкой, которая освещала всю его жизнь.
Его Элизабет.
Этой ночью, после того, как страсть была удовлетворена, Элизабет положила голову ему на грудь и, накручивая на палец волосы у него на груди, задумчиво сказала:
— Знаешь, именно здесь я поняла, что люблю тебя.
— Неужели так поздно? — рассмеялся Морган. Она дернула его за волосы, и он вскрикнул от боли.
— Ты был ужасен, Морган О'Коннор! Я думала, ты меня презираешь. Ты и вел себя соответственно!
— Я не хотел, чтобы ты угадала мои настоящие чувства. К тому же я не сомневался, что это ты меня презираешь.
Элизабет с нежностью смотрела на него.
— Теперь твоя очередь исповедаться, — сказала она. — Когда ты впервые понял, что любишь меня?
Лукавая улыбка появилась на его губах.
— Еще до того, как мы с тобой поженились.
— Ну и хитрец! — Элизабет притворно нахмурилась. — А теперь говори правду. Когда ты это понял?
Он еще крепче обнял ее.
— Ты помнишь бал у Стивена? И тот самый поцелуй?
Элизабет кивнула; золотые пряди ее волос щекотали ему подбородок.
— Как не помнить! Ты меня поцеловал, а этот гнусный репортер нас увидел!
