— Вы проследили за тем, чтобы цветы для мисс Дункан были доставлены вчера на Манчестер-сквер? — спросил он.
— Да, конечно, мистер Энсор. В цветочном магазине пообещали, что цветы будут доставлены ровно в четыре часа. А вот, по-моему, и письмо от мисс Дункан.
Генри протянул Максу узкий белый конверт, украшенный гербом Дунканов.
Макс взял конверт, стараясь не выдать своего нетерпения. Он узнал ее почерк, решительный и в то же время элегантный, как и его владелица. Вскрыв конверт, он развернул плотный лист бумаги. Письмо было до обидного коротким:
«Дорогой Макс!
Какие прелестные цветы! Большое тебе спасибо за внимание. Мне хотелось лично поблагодарить тебя за чудесный вечер в палате общин, но я была немного нездорова, когда ты зашел к нам на следующее утро. Пользуясь случаем, хочу извиниться за мою неучтивость и выразить тебе самую глубокую благодарность. Прошу прощения, тороплюсь.
Констанция».
Макс несколько раз перечитал записку. В ней не чувствовалось теплоты и, более того, не было и намека на дальнейшие встречи. Все это было очень странно. И почему она торопится? Он скомкал листок и выбросил его в мусорную корзину. Конечно, возможно, она очень занята. Должно быть, у нее уходило много времени на то, чтобы каждые десять дней выпускать эту газету. Он нахмурился, пытаясь вспомнить, какая дата стояла на том макете, который он видел у них в гостиной. Макс не мог вспомнить точно, но наверняка это было вчерашнее или позавчерашнее число. Может быть, сестры Дункан были слишком заняты своей издательской деятельностью.
— Генри, я хочу, чтобы вы поискали последний выпуск газеты под названием «Леди Мейфэра».
— Не помню, чтобы я слышал о такой, сэр. — Генри чуть удивленно приподнял брови.
. — Насколько я знаю, она выпускается очень маленьким тиражом. Возможно, вам придется поискать ее в нескольких киосках. Я предполагаю, что легче всего ее будет найти рядом с парламентской площадью. Эта газета очень политизирована, и наверняка ее издатели будут стараться распространить ее в Вестминстере.
— Слушаюсь, сэр. Я отправлюсь прямо сейчас. — Генри взял шляпу и вышел из комнаты.
Макс сел за стол и принялся просматривать письма от избирателей. Но через минуту он отложил их и хмуро уставился в окно. Первые капли дождя упали на стекло. Может быть, ему просто стоит нанести утренний визит на Манчестер-сквер? Ему пришло в голову, что еще несколько дней назад он отправился бы с таким визитом не раздумывая. Что могло быть проще и естественнее, чем прийти с визитом в субботу утром? Он либо застал бы ее дома, либо нет. Но сейчас какое-то непонятное беспокойство и смутное предчувствие беды удерживали его на месте.
Что же все-таки было не так? Может быть, что-нибудь случилось с ней? Семейные неприятности? Может быть, с ее отцом? Или с одной из сестер? Если так, то ему следует пойти к ней. Но Констанция не просила его ни о помощи, ни об утешении, ни о чем-либо еще, чем он мог бы оказаться полезен ей в трудную минуту. Хотя они были достаточно близки, чтобы она могла обратиться к нему. Когда они собирались провернуть этот трюк с автомобилем ее отца, она без всяких колебаний попросила его о помощи. Может быть, она так занята делами своего политического союза, что у нее нет времени ни на что другое? Это не удивило бы его. Она сама призналась, что ее политическая деятельность является смыслом ее существования.
Макс резко встал. Это было немыслимо. Она наверняка преувеличивала, говоря о своей страстной преданности женскому политическому движению. Она же умная, рассудительная женщина, а не какая-нибудь полусумасшедшая фанатичка. Ему нужно каким-то образом заставить ее образумиться и покончить со всем этим делом. Она имеет право на собственное мнение, с этим он не станет спорить, но он не может позволить себе иметь жену, активно участвующую в движении суфражисток. Бог знает, как это отразится на его карьере!
Макс уронил перо на стол, забрызгав чернилами промокательную бумагу. Он только что мысленно выразил словами то, о чем давно думал, даже не отдавая себе в этом отчета. Но конечно, это решение наверняка давно зрело в его душе. Констанция очаровала его с первой их встречи. И мало-помалу это очарование переросло во всепоглощающую страсть, желание сделать ее своей, чтобы она принадлежала ему навсегда.
Макс не привык так высокопарно выражаться и с удивлением обнаружил, что пытается скрыть смущенную улыбку, хотя в комнате, кроме него, никого не было. Он сказал себе, что из нее выйдет очень беспокойная жена. Однако в этом была и своя прелесть. Она волновала и стимулировала его, даже когда бросала ему вызов. Но для политика, намеревавшегося сделать карьеру, она была самой неподходящей женой.
И что ему теперь делать?
Макс услышал, как захлопнулась входная дверь и как Генри встряхнул зонтик, потом в коридоре раздались приближающиеся шаги.
— Дождь полил как из ведра, мистер Энсор, — объявил Генри, входя в комнату. — Но я нашел эту газету. Помечена вчерашним числом, так что это последний выпуск. — Он вынул из кармана сложенный листок. — Думаю, она не намокла. — Он протянул газету Максу. — Продавец сказал, что ее расхватывают, как горячие пирожки.
Макс рассеянно кивнул, просматривая заголовки. Он заметил, что в оглавление теперь включена информация о предстоящих собраниях Женского социально-политического союза. На обычном месте крупными буквами был напечатан вопрос, обведенный в рамку: «Предоставит ли правительство право голоса женщинам-налогоплательщицам?» Затем его взгляд упал на заголовок статьи, расположенной ниже:
ПРАВИТЕЛЬСТВО ОПУСКАЕТСЯ ДО СЛЕЖКИ
«Позор сэру Генри Кемпбелл-Баннерману и его кабинету! До нашего сведения дошло, что некий достопочтенный джентльмен взялся снабжать правительство информацией касательно планов Женского социально-политического союза, прикинувшись сторонником этого союза. По сути, стать тайным агентом. Неужели союз представляет такую угрозу для нашего правительства, что оно вынуждено опуститься до подобной низости, чтобы одержать верх над ним? Неужели женщины так опасны? Неужели нельзя вступить с ними в открытую борьбу? И что после этого можно сказать о моральных устоях нашего правительства? Следует ли из всего этого заключить, что женщины так пугают его, что оно боится всего лишь предоставить им право голоса? Достопочтенный джентльмен, который, кстати сказать, вряд ли заслуживает этого титула, втерся в доверие членов союза, прикидываясь их другом, для того лишь, чтобы предать их. Интересно, как избиратели из округа С-волд оценят такое поведение человека, которого они лишь недавно избрали представлять их интересы в парламенте. Вряд ли слежку можно назвать благородным поступком и тем более честным. Достопочтенный джентльмен, с готовностью взявшийся за бесчестное ремесло шпиона, всего лишь послушное орудие в руках премьер-министра».